Цербер

Туче не было никакого дела, что человек со строгими бровями рассматривал медового цвета капсулку рядом со стаканом, налитым до краев, и всерьез думал, отдать ли предпочтение ей или воспользоваться приличествующим к случаю хромированным изделием, что перешло ему по наследству с маленькой бронзовой дощечкой на широкой рукояти:

«Младшему лейтенанту Кабакову П. А. за образцовое выполнение заданий от Народного комиссара внутренних дел. 10 августа 1940 года».

Человек только что выслушал доклад о происходящем на известной даче, поступивший от его третьего агента-ликвидатора, который прожил ровно столько, чтобы этот доклад передать, и решение появилось — или все-таки кем-то было подсказано? — тотчас же, и он только не был уверен в выборе способа. Капсулка находилась под рукой, а за «кольтом» надо было вставать к сейфу. На фоне белых фестонов выделялись башенные часы. Они показывали что-то около десяти минут двенадцатого. Раскусывая капсулку, он отметил это как странность, так как по его ощущению времени было гораздо больше, и мысль применительно к ситуации его позабавила… «Черт возьми, чему он мог так тихо улыбаться под конец?» — брезгливо удивится секретарь, обнаружив труп первым.

И два этих незначительных события, и многие, многие другие, происходившие с момента ее появления здесь, не замечались тучей. Она и собственно тучей, грозовым облаком, атмосферным образованием представлялась лишь человеческому глазу, неспособному увидеть что-либо находящееся до красной и после фиолетовой полос радуги.

Доступной восприятию — по крайней мере, подавляющего большинства людей — она была только здесь, над эпицентром подтолкнувшего ее появление чужого присутствия, в остальном же незримый и неосязаемый черный туман, эманация, нечто распространилось, а быть может, просто разом возникло всюду.

Стало присутствовать во всех жизненных и физических процессах, поколебало мировые линии, исказило или приготовилось исказить равно волю и поступки отдельных людей и целых народов, преломление луча света и бег одинокого электрона в атоме водорода, отменить обязательность перехода сегодняшнего «завтра» в послезавтрашнее «вчера», помешать джентльменской вежливости следствия перед причиной и нарушить совпадение обоюдных траекторий искры гения и полета сорвавшегося яблока, которое эту искру выбьет.

Объявшая безмятежное небо туча замерла.

Может быть, она послужит защитой и питательным органом, плацентой и первым глотком готовой воссоединиться чужой сущности, чужой жизни, пусть эта жизнь и обойдется в цену, равную самому этому Миру, одному из бессчетных Миров.

Может быть, она продолжение течений, сберегающих этот Мир, собирательная линза, вынужденная ненадолго потеснить его законы, накапливая энергию Мира, чтобы отдать ее всю нужному и в нужный момент.

Может быть. Кто знает.

Страж не знает этого. Этого ему знать не дано.

А пока на все еще безмятежном небе туча шевельнулась. Части сблизились под ее покровом, сведенные Стражем, и благодаря этому вдруг кое-что в Мире встало на место.

Совпали разладившиеся было шестерни часового механизма, засбоившие зубчатые колеса нашли друг друга, взлеты вечностей и мигов стали соответствовать провалам. Взбудораженное Время успокоилось, но положиться, наверное, нельзя, ведь оно — нечто гораздо более странное, чем мы думаем.

Глава 48

— Ты что-то сказал, Мишенька?

Сушняк для костра собрал Гоша. С носилок, которые занял вместо воспрявшего Зиновия, он посматривал то туда, то сюда в окружающий лес, там трещало, а рядом набиралась куча.

Зиновий, в свою очередь, запалил костер одним только взглядом, а Павел распаковал объемистый тюк. Он набрал его, перерыв все развалины дачи. Носилки они несли вдвоем с Андреем Львовичем, Михаил брел сам, поддерживаемый Еленой, опираясь на пулемет, как на костыль.

— Зря ты, Пашка, меня не послушался, — говорил Гоша. — Шел бы себе со свободными руками, а тючок впереди прыгал. Я его вперед по курсу — эр-раз! — подошли, я его — эд-два!

— Ну и перебил бы все. Чем бы сейчас грелся?

— Э, ради такого дела я бы ювелирненько, не кантовать! Я, правда, точно не уверен, тонко еще не пробовал…

— Долго, интересно, будет эта тьма египетская? Хоть бы дождь пошел, все какая-то определенность.

— Не очень-то она теперь и тьма.

— Н-да, понять трудно…

Андрея Львовича взяли по настоянию Павла. Лично он вытащил его из вертолета, на ноги поставил, прежде чем подорвать белую машину. Ничего целого, ничего живого не осталось внутри забора. Даже дальние клумбы были растерзанными, обугленными.

Куда шли они? Зачем? Михаил не смог бы ответить, но его никто и не спрашивал.

Изнанка тучи продолжала без движения нависать над ними. Верхушки сосен вдруг сгибались под порывами неизвестно откуда берущегося ветра и вновь застывали в безмолвии.