Слово «побег» в отношении Леры меня раздражает, но лучше уж она сбежала бы, ведь если она в руках похитителей, боюсь себе представить, что с ней сейчас. В этот момент приходит сообщение с видео от Тимура. Отхожу, чтобы не светить перед Сарханом и вчитываюсь в присланное. Стискиваю зубы от негодования, но в душе чувствую облегчение. С чужой машины девчонка сбежала, а там ее перехватил уже брат.
– Пробейте по базе номер фургона и отследите его владельца. Нужно выйти на заказчика, – говорю по телефону Тимуру, не скрывая от Сархана сказанное.
Вижу, как он вдруг напрягается еле заметно, а затем усилием воли расслабляет мышцы. Но я все замечаю, так что последующим сообщением Тимуру пишу про второго подчиненного. Есть, над чем задуматься.
Дом, в котором живет сейчас Богдан, находится в соседней области. Оказалось, что он довольно большой. Благо тетя живет в другой стране, и пока он ей без надобности. Я живу здесь уже две и, с одной стороны, чувствую облегчение, а с другой – меня одолевает какая–то непонятная тоска. Малыш постоянно беспокойный, часто пинается, и мне никак не удается его угомонить, словно ребенок чувствует, что отца нет рядом. Вспоминаю, как в первый день мне пришлось выслушать целую лекцию от брата о том, что не стоит от него ничего скрывать. Но в тот момент я была так рада снова его видеть, что на причитания даже не обращала внимания. Пусть ругается, главное, что он рядом и живой. Я вижу, что он довольно загружен тем, что произошло на его прошлой работе, и не задаю никаких вопросов, но безоговорочно при этом верю тому, что он не виновен, в чем бы его не обвиняли. Все эти дни я нахожусь без связи, телефон пришлось ради безопасности и вовсе выкинуть, поэтому единственным развлечением стал просмотр телевизора, в частности, новостей.
– Так, я в магазин, что вам купить? – спрашивает уже у выхода Богдан, отвлекая меня от размышлений.
Поднимаю голову на него и закатываю глаза, ведь с тех пор, как он узнал, что я беременна, он никогда не говорит мне “ты”, только “вы”, имея в виду нас с малышом. По–моему, это единственное, что сейчас его радует – скорая перспектива стать дядей.
– Соленых огурчиков, – говорю я, немного подумав, и рот тут же наполняется голодной слюной.
– Понял–принял, – усмехается и выходит.
А как только за братом захлопывается дверь, я же закатываю глаза в предвкушении удовольствия. Все же чем больше проходит времени, тем сильнее я начинаю приобретать пристрастие к соленому. До этого, казалось, что все это время я была в стрессе из-за морального плена и подавления, а сейчас будто снова расправила крылья.
– Ну–ка, что у нас показывают в новостях? – глажу живот и включаю пультом телевизор.
И как только поднимаю голову на экран, тут же замираю. На весь экран отчетливо видно лицо Фарида и его жены. Мое сердце ускоряется, набатом отдаваясь в ушах, поэтому с первого раза я не слышу, что говорят в телевизоре, настолько все звуки перебиваются стуком моего пульса.
– … Бракоразводный процесс Фарида Галаева… По неизвестным причинам… – говорит диктор, продолжая далее что-то вещать, но я встряхиваю головой, затем зажмуриваюсь, снова открываю глаза, но она продолжает говорить о том же.
Я же хмурюсь и ничего не понимаю. Фарид развелся? И в этот момент малыш снова пинается, словно услышав имя отца, я же от греха подальше выключаю телевизор.
– Он нас больше не найдет, – тихо шепчу, скорее, себе, чем ребенку, хотя думаю, наш малыш все же против, чтобы я была вдали от его отца.
Не знаю, почему так думаю, но у меня это ощущение все никак не проходит. Обхватываю себя руками в защитном жесте и убеждаю себя, что все к лучшему. Вот только получается плохо. За эти недели, казалось, я забыла все то плохое, что он мне сделал. В воспоминаниях остались только последние дни, когда он был ласков, нежен и предусмотрителен. Как вдруг, отрывая меня от воспоминаний, громко хлопает входная дверь.
– Соленые огурцы подъехали, народ, быстрее на кухню, – веселый и бодрый голос брата поднимает мне настроение, и я, встряхнув головой, еле как привстаю с дивана.
Живут у меня, казалось, стал совсем, как арбуз. Придерживая его, с предвкушением захожу на кухню, стараясь не думать о мужчине, который подарил мне ребенка. Вот только получается с каждым разом все хуже и хуже. Мои мысли только и делают, что крутятся вокруг Галаева.
Наблюдаю со стороны за домом, в котором сейчас живут Лера с Богданом, впиваюсь пальцами в руль и стискиваю зубы, затем бью по баранке и откидываюсь на спинку сиденья.
– Может, зайдешь? – сочувствующе спрашивает Тимур, я же сильнее сжимаю челюсть.
– Она не хочет меня видеть, – признаю, наконец, с горечью.