Церемонии

– Ну что поделать, – сказал он наконец, пожимая плечами. – Когда найдете ее, передайте, что, если она хочет поговорить о своей работе, ей стоит созвониться со мной завтра с утра, потому что потом она меня уже не застанет. – Закинув сумку на плечо, он кивнул на прощание. – Может быть, я увижусь с кем-то из вас этой осенью. Приятно провести лето.

Двое студентов пошли вместе с ним на восток, но у Седьмого проспекта, когда Фрайерс свернул на юг, попрощались во второй раз и пошли своей дорогой.

* * *

Улыбаясь тому, что совершил в темноте аудитории, Старик выскальзывает из двери школы и отворачивается от света уличных фонарей. На востоке, скрытые за их сиянием и городскими испарениями, загораются первые созвездия, а на севере перед ним Дракон исполняет сложный танец вокруг невидимой Полярной звезды. На западе же нет вовсе никаких знаков, кроме одинокой расколотой луны.

Но теперь Старику больше не нужны знаки. Он знает, как расположены холодные, невидимые звезды у него над головой. Так же они мерцали пятьдесят веков назад и будут мерцать еще пять тысяч лет. Не важно, что Млечный Путь скрывается за смогом, а свет фонарей затмевает привычные созвездия Близнецов, Возничего и Рыси. Старик точно знает, где они находятся. Знает их древние, истинные имена.

И он изучил раскинувшуюся под ними землю, как генерал, готовый ее завоевать. Далеко за рекой, где пропало солнце, лежит ни о чем не подозревающий мир. За темным горизонтом интригуют, сражаются и борются мужчины и женщины. Иные трудятся на поле, как образы из библейских легенд, и поют в ритм работе. Старик почти что слышит их голоса.

Эти фермеры станут его любимыми игрушками. Они пострадают первыми. Фрайерс, его избранник, его грузный, бездумный инструмент, обо всем позаботится. Скоро, уже совсем скоро…

Быстро, как смерть, Старик движется вдоль квартала в их направлении и, переходя проспект, замечает пузатого мужчину в мятом пиджаке, с книжной сумкой через плечо. Фрайерс живо шагает на юг, к их общей цели, не подозревая, что направляется вовсе не домой. Через улицу на запад от него, возле воды Старик тоже сворачивает на юг, радостно помахивая портфелем. Ему уже не терпится сыграть следующую свою роль.

Один раз он замирает и наклоняет голову на бок, прислушивается к голосам. Небо перед ним расцвечено красным неоновым заревом, но на западе мерцает белый лунный свет. Проходя между домов, он смутно различает огни на реке, далекий берег, а над ним – пространство, где вскоре появятся звезды. Сцена почти готова. Пусть поют, пока могут!

* * *

Иссельский холм
Как набрал воды в рот
Не отыщется грач —
Так разроет крот.

В лунном свете женщины сажали кукурузу. Работая в сгущающейся темноте, семь в ряд, они казались почти неотличимыми друг от друга. Молодые, замужние; все, кроме одной, рожавшие. Длинные распущенные волосы свободно спускались им на спины, но тела от шеи до голых лодыжек скрывались под платьями из черного домотканого полотна. Издалека были видны только мешки у них на поясе и белые лица, призрачными огоньками витающие над пустым полем.

Перед женщинами важно вышагивали семь мужчин в накрахмаленных белых рубашках, черных куртках и черных кожаных ботинках. Они шли молча чисто выбритые лица хранили серьезное выражение, под подбородком у каждого чернела кайма бороды. Как будто на военных учениях, они двигались сомкнутым строем и несли деревянные посохи, заостренные на обоих концах. При каждом шаге мужчины вонзали их в землю, проделывая в свежевспаханной почве отверстия в дюйм глубиной на расстоянии в ярд друг от друга.

Женщины совали руки в мешки, грациозно наклонялись и бросали в каждое отверстие по три зернышка, пропевая еще один куплет считалки.

Иссельский холм
Весь от страха обмяк…

Выпрямившись, они босыми ногами сгребали в дыры рыхлую землю и шли дальше.

Неожиданно одна из женщин громко рассмеялась. В вечерней тишине далеко разнесся ее непринужденный, почти детский смех.

– Хорошо, что ничего не видно. Знать не хочу, на что я только что наступила!

Остальные захихикали, пение на секунду остановилось.

– Ой, Дебора, – сказала ее соседка, – нету там ничего, кроме обычных червяков. Я наступаю на них с тех самых пор, как взошла луна, просто ничего не говорю.

Она снова запела:

Не доищется крот —
Так сожрет червяк.

Женщина с другой стороны выпрямилась и вытерла пот со лба.

– Надеюсь, ты права, – сказала она. – Не хотелось бы мне теперь наткнуться на какого-нибудь полоза. Нельзя мне пугаться, в моем-то положении. – Она положила руку на свой раздувшийся живот.

– Вы только послушайте! – вновь рассмеялась Дебора. – Лотти Стуртевант боится, что у нее родится ребеночек с раздвоенным языком!

– Дебора! – Порот резко повернулся к жене. Его глаза гневно блеснули в лунном свете. – Ты что, совсем ума лишилась, женщина? Эти люди пришли, чтобы нам помочь.