Церис

— Вы можете говорить здесь, а мы послушаем. Все же мы переживаем о своей воспитаннице. — заверила старшая, но я прекрасно понимала, что никто обо мне не волновался. Они хотели послушать, посмотреть и потом как-нибудь использовать полученную информацию в своих целях.

— Нет, мне нужно поговорить с ней отдельно. Все же это деликатный вопрос.

— Мы не можем ее одну оставить. Закон…

— Что я могу ей сделать на территории приюта? Вы можете в любой момент прервать нашу беседу своим присутствием.

— То есть мы можем присутствовать?

— Нежелательно. Думаю, пациентка тоже захочет поговорить со мной отдельно. Ты же хочешь, чтобы нас никто не подслушивал? — мужчина повернулся в мою сторону. Все взгляды направились на маленькую меня и особенно кричащие и обещавшие расправу воспитателей, если я соглашусь. Но у меня свои стремления, поэтому нужно разобраться без чужих глаз.

— Я хочу поговорить с вами отдельно. — проговорила я и улыбнулась, словно ничего не понимая, что мне там пытались донести.

— Ну вот и замечательно. — проговорил врач. — Значит, вы проводите нас в какую-нибудь пустую комнату?

Воспитатели поджали губы и смотрели на меня с ненавистью. С первого взгляда можно было сказать, что они меня ненавидели, как и всех детей в приюте. Через пару секунд, одна из них тронулась с места и вышла за дверь.

Мы прошли на чердак. Этой комнаты я ещё не видела и никогда в неё не заходила. Тяжёлая дверь отворилась, открывая помещение с белыми потрескавшимися стенами и одной единственной свисающей с потолка лампочкой.

— Можете принести два стула? — попросил врач и зашёл в помещение.

Воспитательница ринулось выполнять его просьбу и вскоре в комнате стояло два высоких стула. Мужчина сел на один из них и попросил выйти из комнаты. Воспитательницы застыли и не хотели двигаться, но починились и закрыли дверь, прислонившись к той, что сразу поняли и я и врач.

Мужчина открыл дверь, и женщины вкатились во внутрь.

— Я попросил вас уйти! Почему вы припадаете к двери и подслушиваете? Я тогда вообще не буду проводить диагностику и вызову пациентку в диспансер! — распалился он. Как только женщины услышали эти слова, то решили отступить. Я же заинтересовалась, что это за место. Я не знала, где оно находится и что из себя представляет, но раз у воспитателей забегали глаза, значит это что-то серьёзное, и скорее всего им придётся расстаться со своими деньгами. Только так они на них реагировали.

Злые глаза направились в мою сторону. В который раз я получала порцию ненависти в свой адрес. У них чуть ли зубы не скрипели. Они отвернулись и скрылись с глаз, зайдя за первый поворот в коридоре.

Мужчина закрыл дверь и сел на стул.

— А они о тебе беспокоятся. — спокойно проговорил он и достал бумагу из сумки.

— Они обо мне не беспокоятся. По натуре они напоминают жадных крыс, заботящихся только о себе и о деньгах. А это соучастие было из-за того, что им было интересно, как все развернётся. И всё. — спокойно ответила я, смотря в его глаза. Он улыбнулся и что-то пометил себе на бумаге.

— А ты умный ребенок. И наблюдательный. Так дети твоего возраста уж точно не рассуждают. Но давай вернёмся к теме моего приезда сюда. Твои воспитатели сказали, что ты вампир. Я не поверил, но приехал сюда, и понял, что у них напрочь отсутствуют воспоминания того дня. Ты в этом замешана? — он поправил сползающие очки и добродушно улыбнулся.

— Нет. Я тоже не помню, что произошло в тот день. — соврала я и кажется мне не удалось скрыть свою ложь. Он все так же продолжал улыбаться, и я почувствовала, как мои слова разбились о бетонную стену неверия.

— И никто не помнит, что произошло в тот день?

— Я не знаю. Вроде бы ничего такого не случалось. Доктор, так со мной все хорошо?

— Как знать. Я пока не все выявил. А давай поговорим о тебе. Чем ты занимаешься в приюте? Выходишь ли гулять?

— Ну, да. Играю в основном.

— А во что?

— Ну, на качелях качаюсь. В песочнице играю, леплю куличи.

— А ты выходила когда-нибудь за пределы приюта?

— Ну… нет.

— Понятно. А ты когда-нибудь охотилась на животных?

— … Нет. — вопросы начали напрягать, ведь я охотилась на животных, выбиралась за пределы приюта и направлялась в лес, пока никто не видел.

Он улыбнулся и снял очки. Бумаги были отложены в сторону.

— Вот я тебя и поймал. Твои воспитатели не раз видели, как ты перелазила через забор и бежала в сторону леса. Так же они видели, как ты сбивала рогаткой птиц. А так-же они за нашу краткую беседу рассказали, что видели тебя пьющую кровь у этих самых пойманных птиц.

Я застала и не смела пошевелиться. Меня поймали на очевидной лжи! Но… они видели, как я сбегала и как ловила животных… Моя тайная жизнь оказалась не тайной… И я им не стирала память по этим моментам…

— Так ты не отрицаешь это? — навис надо мной мужчина. Теперь его улыбка казалось мерзкой и отвратительной. Я словно попала в руки извращенца и не могла выбраться. Он радовался тому, что смог загнать меня в угол.

Но потом чувство, что меня загнали в угол, исчезло. Я осознала, что бояться по идее мне нечего. Кто он и кто я. Я смогу с лёгкостью от него избавиться или стереть память.