Церковь Духа Святого

Составитель «Учения 12–ти апостолов» не дает подробного описания служения пророка, предполагая, вероятно, что оно известно каждому верному. Если его представление о пророческом служении совпадает в главном с апостольскими писаниями, то в некоторых деталях оно отличается от него. Как Ерма, он вполне отдает себе отчет, что среди пророков имеются истинные и ложные, поэтому он дает признаки, по которым верные могут судить об истинном пророке. Пришедший в местную церковь пророк подлежит испытанию, истинный ли он пророк или ложный. Первый учит только то, что содержится в самом «Учении» [220]. Это первое требование, предъявляемое к истинному пророку, является, повидимому, реминисцеицией слов ап. Павла: «если бы даже мы, или ангел с неба стал благовествовать вам не то, что мы благовествовали вам, да будет анафема» (Гал. 1,8), т. к. в самом «Учении» не содержится изложения никакого учения, если не считать моральных предписаний, неимеющих специально христианского характера [221]. Кроме того, он должен не только учить истине, но и сам делать то, чему он учит [222]. Он должен быть нравственным образцом для верующих, — поэтому он должен иметь «touj tropouj Kuriou» [223]. Ложный пророк не должен быть принимаем церковью, но истинный должен быть принят и почтен, как сам Господь. Поэтому его речь не подлежит испытанию: «kai panta proqhthn lalounta en pneumati ou peirasete oude diakrineite» [224]. Здесь полная противоположность ап. Павлу, который предписывал подвергать суждению каждую речь пророка. «Прочие пусть рассуждают ( oi alloi diakrinetwsan)» — «вы не судите (oude diakriveite)». Это изменение отношения к пророческому слову свидетельствует о некоторой потере церковного характера самого служения пророка, что открыло возможность пророчествования вне Евхаристического собрания. Для ап. Павла пророческое откровение дается через пророка Церкви, а для составителя «Учения» оно дается пророку почти независимо от церкви. Поэтому для ап. Павла воля Божия исполняется Церковью, а для составителя «Учения» пророческое откровение подлежит исполнению само по себе, и пророк может требовать исполнения того, что ему открыто. Составитель «Учения» стоит уже на монтанистической точке зрения. В споре о власти отпускать грехи монтанизм претендовал, что эта власть принадлежит пророку, а не епископу. На этой же точке зрения стояли исповедники, требуя от Киприана примирения падших и обратного приема их в Церковь, которым они давали отпущение грехов. И то и другое являлось отступлением от первоначальной точки зрения. Для обратного приема в Церковь необходимо было откровение воли Божьей через пророчество, но пророк сам по себе не имел никакой власти отпускать грехи. Монтанизм был действительно «новым пророчеством», и борьба с ним была законной и естественной, хотя она привела к некоторому отрицанию не только нового, но и вообще пророчества в Церкви. Другая особенность пророческого служения по «Учению» состоит в том, что составитель его провозглашает пророка первосвященником: «autoi gar eisin oi arciereij umwn» [225]. К идее первосвященства мы вернемся ниже, но здесь отметим только то, что имеет отношение к пророческому служению. Нельзя считать, что учение о первосвященническом достоинстве введено составителем «Учения», чтобы оправдать в глазах верных приношение ему начатков. Пророк по «Учению» действительно выполняет первосвященническое служение. Оно разрешает пророкам «благодарить — eucaristein», сколько они хотят [226]. Относительно IX–ой и X–ой главы «Учения» до сих пор еще существуют большие сомнения, содержат ли они описание Евхаристического собрания или агап. Если даже в них говорится об агапах (хотя лично мы склоняемся больше к мысли, что в них говорится об Евхаристии), то разрешение пророку «благодарить» является усвоением ему функций предстоятеля, каким был в «великой церкви» епископ. Отделившись от Евхаристии в собственном смысле, агапы, особенно на Востоке, продолжали оставаться собранием всей местной церкви на трапезу Господню, на которых естественно предстоятельствовал епископ. Только в начале III–го века на Западе, в частности в Римской церкви, стала допускаться возможность совершения так сказать частных агап или только с каким–либо членом клира, или даже без него, но мы не можем ни коим образом относить к этому времени появление «Учения», тем более, что для Востока время появления таких частных агап должно быть отнесено к началу Никейского периода [227]. «Благодарение» на агапах, как и на Евхаристическом собрании, принадлежало епископу. Если «Учение» усваивает это пророку, то тем самым оно приписывает ему функции предстоятеля церкви. Эти функции заключались, главным образом, в приношении Евхаристии. Сказав о том, что Евхаристия должна совершаться в «день Господень» и что эта жертва должна быть чистой, составитель сразу же переходит к указанию относительно избрания епископов и диаконов. Этим он признает, что в его время обычным совершителем Евхаристии был епископ, но только в отсутствии пророка, «ибо и они, т. е. епископы, добавляет составитель «Учения», совершают для вас служение (thn leitourgian) пророков и учителей» [228]. Будучи совершителем Евхаристии, в известной мере зависимым от пророка, епископ не рассматривается, как первосвященник. Верные в отсутствии пророка должны передавать начатки не епископу лично, а на бедных, хотя и через епископа и диаконов.