Церковь и её влияние на государство и личность

Русская церковная «реформа» XVII в. была следствием политических расчетов царя Алексея наследовать со временем престол византийских императоров, и патриарха Никона, посвященного в этот план, рассчитывавшего, в случае успеха, стать вселенским патриархом с кафедрой в Константинополе. Для этого и нужно было, прежде всего, по мнению инициаторов этого проекта, привести к единообразию русскую и греческую богослужебную практику, равняясь на греков, в этом вся суть «реформы». (Кореневский Н. И. Церковные вопросы в Московском государстве в половине XVII в. и деятельность патриарха Никона. // Русская история в очерках и статьях под редакцией профессора М.В.Довнар-Запольского. Киев, 1912, т. III, с. 715–716).

В начале «реформы», однако, царь нашел нужным спрятаться за Никона, чем и ввел многих в заблуждение своей мнимой непричастностью к церковным преобразованиям. Роль царя в деле «реформы» отчетливо выявляется после оставления Никоном патриаршей кафедры в 1658 г, Царю пришлось «рассекретиться» и поневоле взять на себя патриаршие обязанности, которые он исполнял в течение восьми с лишним лет, пока не был выбран новый патриарх. Если бы «реформа» была делом и инициативой только Никона, то после его ухода неминуем был бы возврат к старому, чего желали все, кроме царя. Однако царь Алексей продолжал всеми силами и средствами укреплять «реформу» и проводить её в жизнь, не взирая на то, что из рук вон плохое состояние церковных дел буквально вопияло о возврате к старому.

Для укрепления правильных в русском православии основ греческой веры стали активно привлекать кадры из Киева, где считалось, что в то время были сосредоточены лучшие знатоки греческих канонов христианства. Их черпали в Киево-Могилянской академии. По мнению А.В.Пыжикова, она была устроена по образцам многочисленных польских коллегий, образование в ней велось на латыни. В академии господствовал польский дух, широко ретранслируемый в украинскую элиту. Наиболее известный Киево-Могилянский ректор той поры – Петр Могила, затем и Киевский митрополит был ярым приверженцем польской культуры (https://ss69100.livejournal.com/3989391.html).

Малороссийские выходцы оккупировали практически все архиерейские кафедры Великороссии, места настоятелей в виднейших монастырях, играли ключевые роли в епархиальном управлении, входили в штат придворного духовенства, руководили духовными академиями и семинариями, которые в большинстве своем наполнялись воспитанниками, вызванными из Малороссии. В созданном Петром I синоде они составляли 80 % от общей численности. Их влияние на русское православие носило привкус униатства и не только. Одним из ближайших фаворитов Петра стал Феофан (Прокопович), воспитанник Киевской академии (ректором которой одно время был его дядя), завершивший образование в Риме, где ему предлагали остаться при Ватиканской библиотеке. Но Феофан предпочел стать ключевым советником первого русского императора во взаимоотношениях церкви и государства. Старания Прокоповича на этой ниве, от которой явственно отдавало протестантизмом, оказались чрезмерными, даже для униатско-православных кругов, ориентированных на католические образцы (А.В. Пыжиков, изд. Концептуал, 2019, «Славянский разлом», с.174).

«Приверженцы старорусского вероучения, – пишет А.В.Пыжиков в своей книге «Грани русского раскола» (изд. Концептуал, 2017, с.83), – отвергли навязывание подобных новшеств, усмотрев в них влияние ненавистного латинства, а также ущемление старины, попадающей под чуждую религиозную унификацию».

Но ортодоксальное православное христианство с привкусом униатства было близко Романовской династии, почти полностью переставшей к концу своего правления быть русской по крови, и дворянству только на 70 % «русскому», опоре царя, выстроенному на европейский манер, знатные фамилии которого объявлялись непоколебимыми столпами монаршей власти. «При этом необходимо заметить, что почти все эти непоколебимые столпы старались вести свое происхождение не от российских корней, а от какого-нибудь иностранца (А.И.Тургенев. «Россия и русские», ч.2, М., 1907, с.9). «Такие геральдические устремления, – подчеркивает А.В.Пыжиков, – заметно отличали новое сословие от бояр древней Руси» (изд. Концептуал, 2017, с.95). И цари-Романовы (кроме Александра III), и дворянская «элита» были далеки от интересов русского народа и России в целом.