3. Вероятно, нижеследующее можно будет приписать старчески-ворчливому недовольству того, кто начал ходить в храм задолго «до перестройки», но не сказать того, что нам кажется справедливым, мы не можем. Изменения в умонастроениях прихожан (да и самого духовенства) — к худшему. Конечно, «что пройдет, то будет мило», но все-таки раньше, «до перестройки», мы жили дружнее, поскольку все находились в более или менее одинаковых условиях: мы были если не гонимы, то—а это гораздо неприятнее—тихо презираемы, что и было для многих из нас испытанием веры (а также испытанием ветхого честолюбия, тщеславия, самомнения). Как ни странно, но дух соборности, неотъемлемо принадлежащий соборной Церкви, тогда все-таки реял и веял, несмотря на окружающую рутину. Сейчас все распалось на якобы братства, кружки и «клубы по интересам», признающие только своего батюшку и остро ненавидящие всех чужих батюшек с их богохранимою паствою. Московская Патриархия печется о том, чтобы сохранить внешнецерковное единство (имеем в виду украинскую ситуацию), и это хорошо. Но куда важнее (или, как теперь говорят по-русски, «приоритетнее») внутрицерковное единство, каковым, похоже, не дорожат теперь ни прихожане, ни клирики. Я разумею то, что у вас говорят: «я Павлов»; «я Аполлосов»; «я Кифин»; «а я Христов». Разве разделился Христос? (Кор. 1, 12). А церковный народ, хаотично выкликающий «я Павлов», «я Аполлосов»,— можно брать голыми руками — хоть бывшему митрополиту Филарету, хоть римскому папе. Церковное общество стремительно (и самым безвкусным образом) политизируется (впрочем, не без влияния церковной иерархии), создавая свои пародии на парламентские фракции и в самом трагикомическом виде повторяя опостылевшие всем псевдополитические битвы между «демократами» и «патриотами». А ведь спроси иного «церковного бойца» о Вселенских Соборах или Апостольских Правилах (где, кстати сказать, можно почерпнуть все необходимые нам теперь лекарства от беспробудного канонического невежества), то он, боец, только пожмет плечами: «Зачем нам читать эти ветхие манускрипты, если сейчас такое творится?»…
4. Август девяносто первого года многому научил христианский люд: научил, в первую очередь, не надеяться на князей Церкви и на сынов человеческих, «в них же несть спасения». Но август девяносто первого обогатил православную литургику и более чем неожиданными реформами, которые привели в восторг «левых крайних»: 19 августа во время праздничной обедни Патриарх отменил полагающееся по уставу и неизменное поминовение «властей» и «воинства», ограничившись молитвой за страну и народ. В тот день многомиллионная армия осталась без литургической молитвы и была практически отлучена от Церкви. За что? — За исполнение приказа «не стрелять» и за христиански-смиренное терпение насмешек, оскорблений, издевательств? К чести нашего духовенства, большинство священников и монахов в тот день, вопреки спонтанной реформе Патриарха, усугубили свои молитвы о властях и воинстве, наивно полагая, что настоящее ГКЧП уже начало наводить настоящий порядок в истерзанной двумя разбойниками — центральным и российским — стране. Но Бог судил иначе…