Читаем Церковь в мире людей полностью

До революции богословские труды Хомякова издавались с предупреждением от церковной цензуры — неточность выражений автора вызвана тем, что он не имел богословского образования… «Официальное школьное богословие хомяковская соборность пугает», — писал Николай Бердяев [248]. Бердяевская интонация и оценки — это одно, но сам факт настороженного отношения академического богословия к теологическим опытам Хомякова Бердяев отметил точно.

Академическое богословие совершенно справедливо не усматривало никакой связи между «соборностью» и соборами как органами управления Церковью. Достаточно посмотреть «Катехизис» св. Филарета Московского.

Славянское слово «соборный» — это не вполне удачная попытка перевести слово греческое «кафоликос». Вряд ли сможно утверждать, что именно учителя славян свв. Кирилл и Мефодий перевели греческое слово «кафолики» как «соборный».

В большинстве древних славянских текстов слово кафолики оставалось без перевода. Лишь в XIV-XV веках слово соборный вытесняет кафолический. До той поры оно было лишь одним из многих славянских конструктов, которыми пробовали передать смысл греческого оригинала: мирскыи, въселенскъ, обьщъ, вьсячьск. [249] В исповедании веры митрополита Киевского Илариона (1052 г.) говорится — «К кафоликии и апостольстей церкви притекаю» [250]. Судя по этому разнобою в терминах, не Кирилл и Мефодий стоят у перевода «соборная».

В конце концов, это просто затемняющий перевод греческого термина. Для древних славянских книжников эта неправильность была неизбежной по той причине, что наиболее точный смысл слова «кафоликос» — «вселенский» был уже занят совсем другими денотатами. Термин «вселенная» воспринимался как синоним Византийской империи (а славянские идеологи не хотели считать свои земли частью греческой империи), и вселенской церковью называла себя именно и только патриархия Константинопольская.

Славянское слово «соборный» было бы хорошим переводом греческого слова «синодикос», поскольку собор по гречески — синод (буквально со-путие, «идущие вместе»). А вот слово кафоликос надо было бы перевести как-то иначе.

Слово «олос» в классическом греческом языке означает целый, цельный, полный, совершенный, весь. Соотвественно, «каф-оликос» означает всеобщий. У Аристотеля «кафолико лого» значит «вообще говоря (в смысле „общее правило“). „Кафолу“ же означает „всеобщий“.

Философы словом кафоликос пользовались для обозначения предельных реалий [251]. Зенон писал трактат об универсалиях, кафолика. При этом универсальное понималось как нечто единственное, его нельзя было путать с суммой. Это то целое, которое прежде и первичнее своих «частей», то целое, которое придает смысл и бытие своим компонентам.

Прекрасно это выразил Честертон: «Церковь — не клуб! Если из клуба все уйдут, его просто не будет. Но Церковь есть, даже когда мы не все в ней понимаем. Она останется, даже если в ней не будет ни кардиналов, ни папы, ибо они принадлежат ей, а не она — им. Если все христиане умрут, она останется у Бога» [252]. Единство и целостность Церкви строятся сверху: Единый Бог дарует Себя и Свое единство людям…

И все же слово кафоликос слишком непонятно: предлог «ката» означает — по; корень «ол» — все… Получается — «повсемный». Но по чему — по всему?

Было время, когда и на Западе и на Востоке слышался одинаковый ответ на этот вопрос: «Церковь называется соборною потому, что она в целой вселенной, и потому, что во всеобщности и без всякого опущения преподает все, долженствующее входить в состав человеческого ведения. Наконец, потому, что как повсеместно врачует она всякого рода грехи, так в ней же приобретается все, именуемое добродетелью» (свт. Кирилл Иерусалимский) [253]. «Церковь называется кафолическою потому, то она совершенна в целой общности своих членов, и не заключена ни в ком из них, и что распространена по всему миру» (блаж. Августин) [254].

Но необходимость борьбы с локально-ограниченными африканскими сектами заставила Августина сместить акцент в этой формуле. Неправда раскольников-донатистов кажется ему очевидной — ведь за пределами Африки их учение не имеет сторонников. «Вы под свойством веры кафолическая понимаете обязанность выполнять все заповеди Божии и таинства, а не распространение ее по всей вселенной» — ставил на вид донатистам блаж. Августин. [255]

Перейти на страницу:

Похожие книги

История религии в 2 томах
История религии в 2 томах

Александр Мень является автором семитомного исследования «История религии. В поисках Пути, Истины и Жизни». Это повествование о духовных исканиях человечества. Читатель найдет в нем богатый материал о духовных традициях Древнего Востока, о религии и философии Древней Греции, о событиях библейской истории со времен вавилонского плена до прихода в мир Иисуса Христа.Данное сокращенное издание, составленное на основе публичных выступлений о. Александра, предназначено для учащихся средней школы, гимназий, лицеев, а также для всех, кто только начинает знакомиться с историей религии. Книга может быть использована как самостоятельное учебное пособие и как дополнительный материал при изучении других исторических дисциплин. Из электронного издания убраны приложения об исламе и современном иудаизме, написанные другими авторами и добавленные в печатное издание без согласования с автором.

Александр Владимирович Мень , протоиерей Александр Мень

Религиоведение / Религия / Эзотерика
История военно-монашеских орденов Европы
История военно-монашеских орденов Европы

Есть необыкновенная, необъяснимая рациональными доводами, притягательность в самой идее духовно-рыцарского служения. Образ неколебимого воителя, приносящего себя в жертву пламенной вере во Христа и Матерь Божию, воспет в великих эпических поэмах и стихах; образ этот нередко сопровождается возвышенными легендами о сокровенных знаниях, которые были обретены рыцарями на Востоке во времена Крестовых походов, – именно тогда возникают почти все военно-монашеские ордены. Прославленные своим мужеством, своей загадочной и трагической судьбой рыцари-храмовники, иоанниты-госпитальеры, братья-меченосцы, доблестные «стражи Святого Гроба Господня» предстают перед читателем на страницах новой книги Вольфганга Акунова в сложнейших исторических коллизиях той далекой эпохи, когда в жестоком противостоянии сталкивались народы и религии, высокодуховные устремления и политический расчет, мужество и коварство. Сама эта книга в известном смысле продолжает вековые традиции рыцарской литературы, с ее эпической масштабностью и романтической непримиримостью эмоциональных оценок, вводя читателя в тот необычный мир, где молитвенное делание было равнозначно воинскому подвигу.Книга издается в авторской редакции.

Вольфганг Викторович Акунов

История / Религиоведение