Церковная историография в её главных представителях с IV-го века до XX-го

Одно можно утверждать, именно то, что при действии Устава 14 года церковная история заняла прочное место в ряду других богословских наук, а в связи с этим равно и то, что в это время положено начало научной обработки рассматриваемой науки, в нашей, тогда очень небогатой, духовной печати. Впрочем, если бы нас заставили перечислить всех ученых, положивших начало обработки нашей науки в печати в разбираемое время, то мы не в состоянии были бы найти много, лиц подобного рода; но во всяком случае упомянули бы имя знаменитого ученого протоиерея Александра Васильевича Горского, сначала профессора, а потом ректора Московской Духовной Академии († 1875 г.), — Горского, в течение 30 лет с большим успехом занимавшего кафедру церковной истории в названной Академии и стяжавшего себе почтенную славу не в рядах только одних специалистов. К сожалению, я не могу назвать ни одного сочинения Горского, которое давало бы ему особенно видное место среди людей, занимающихся нашей наукой; такого сочинения нет у Горского; но зато, несомненно, он был глубокий знаток и преданнейший адепт нашей науки. Благодаря вот этому-то Горский имел непомерно большое влияние на склад научной жизни Московской Академии, так что Московскую Духовную Академию, по господствующему в ней ученому духу, с полным правом можно именовать Академией церковно-исторической науки[625]. Подле имени Горского можно упомянуть и еще два имени: Филарета, архиеп. Черниговского († 1866 г.) и преосвящ. Порфирия Успенского († 1885 г.), — этих двух ученых, воспитавшихся в эпоху действования устава 1814 года, и по своим научным приемам и симпатиям, принадлежавших преимущественно этим временам. Оба они положили прочное начало развитию серьезной церковно-исторической науки, хотя энциклопедизм их учено-богословских работ, желание обработать своими руками многие богословские науки за раз — не дали им возможности сделаться специально историками, несмотря на то, что сюда больше всего склоняли их и любознательность, и ученый инстинкт.

Замечательно, что как время, когда происходило введение в действие устава 1814 года, ознаменовано было появлением церковного историка, принявшего на себя обработку общей церковной истории и как бы намечавшего путь дальнейшего развития этой науки — разумеем епископа Иннокентия, так и последние годы жизни рассматриваемого устава тоже дали нам церковного историка с достаточно широкими планами. Говорим о профессоре Петербургской Академии Чельцове, который как-бы хотел подвести итоги знаний, эрудиции и успехов, достигнутых только-что протекшим полустолетием в области церковно-исторической науки. Названный профессор, принимаясь за свое дело, чувствовал как он сам заявлял, «настойчивую необходимость» сделать подобное дело; но вместе с тем он сознавал всю «трудность для одного лица в скором времени представить опыт цельного и самостоятельного изложения церковной истории»[626] — и это последнее признание вполне оправдалось на нем, хотя он может быть этого и не ожидал.

Иван Васильевич Чельцов, воспитанник Петербургской Духовной Академии, в этой же Академии в продолжение 30 лет был профессором общей церковной истории. Это был человек талантливый, ученый, многознающий, с отзывчивою душею и с сердцем открытым для восприятия истины. Он умер в 1878 году.

Предприняв издание церковно-исторического курса, Чельцов в 1861 году напечатал, как выражается сам он, «отрывок своих лекций»[627], проще говоря первый том «Истории христианской церкви», обхватывающий, кроме краткого описания жизни Иисуса Христа и деятельности апостолов с некоторыми предварительными замечаниями общего содержания — историю распространения христианства во II и III веке и историю гонений на христиан в это-же время с присоединением сведений о борьбе церковных писателей этого же периода — с языческими писателями, направлявшими свою речь против христианства. Другими словами: том первый истории Чельцова обнимает собою часть первоначального периода христианства, т. е. эпохи первых трех веков. За этим первым томом, по намерению Чельцова, должен был последовать ряд томов, или «отрывков», как предпочитает выражаться автор. Но никакого продолжения труда Чельцова не последовало. Профессор Петербургской Академии ограничился указанным первым томом. Таким образом предприятие ученого профессора почему-то остановилось, едва начавшись.