Результаты своеобразных «церковно-музейных экспериментов» и в Третьяковской галерее, и в Московском Кремле и Троице-Сергиевой лавре, какими бы неустойчивыми они ни казались, подсказывают Церкви, обществу и государству единственно возможный путь решения общественных конфликтов. В деле сбережения реликвий и памятников культуры Православной Церкви в России вопросы собственности как непосредственного права обладания, пользования и распоряжения, играют второстепенную и малозначащую роль. Их общественная постановка, предполагающая физическое и юридическое возвращение святынь в церковную повседневность, связана преимущественно с социально-политическим тщеславием. В данном случае мудрое смирение перед необходимостью оставить святыни Галереи и коллекции Лавры под правовым и практическим контролем государства и музейных специалистов, вряд ли было свободным выбором. Печально, что эта практика не распространяется на другие храмы-памятники, продолжающие быть источником конфликтов.
Главное, чего добились все стороны, не заинтересованные в противостоянии, это предсказуемость ситуации с сохранностью церковных памятников и их доступностью как для христианского благочестия, так и для эстетического восприятия. И предсказуемость и доступность гарантированы отнюдь не подписанными соглашениями и устными договоренностями.
Главная гарантия – это в принципе отлаженная система музейного контроля над состоянием памятников старины, подкрепленная государственным статусом учреждений культуры.
Пресловутое «совместное использование» памятников церковной культуры оказалось недейственным потому, что в его основе была заложена недопустимая идея: идея равноправия тех принципов не отношения к святыне, а обращения с ней, которыми исповедовала каждая из сторон. Системность и контроль были уравнены в правах с произволом и безотчетностью, утвержденными не служебной инструкцией, а известным церковным правилом – «аще настоятель изволит». За этим скрывался не столько мировоззренческий, сколько административный конфликт. Лишь включение церковных структур в стройную систему общественных отношений, их подчиненность нормам музейной культуры, согласие церковного сознания с теми принципами, на которых строится современное отношение к сбережению древности, способны сохранить историческую церковную культуру и погасить социальные конфликты.
Иными словами, преодоление противостояния между Церковью и культурой в России возможно лишь через
Глава X
Кремлевские тайны
Седьмого марта 2006 г. страна праздновала 200-летие музеев Московского Кремля. К этому событию Союз православных граждан приурочил свою инициативу – начать восстановление исторического кремлевского облика как вместилища священных реликвий российской власти. В первую очередь предлагалось восстановить разрушенные Чудов (XIV в.) и Вознесенский (XV в.) монастыри. Общество уже привыкло к тому, что Союз озвучивает то, что не может публично высказать иерархия. Не случайно именно эти монастыри как главные кремлевские утраты были названы патриархом Алексием (Ридигером) в его речи на открытии юбилейных мероприятий. Святейший пожелал, чтобы программа изучения некрополя великих княгинь, покоившихся в Вознесенском монастыре, была завершена к 2008 г., когда будет праздноваться 500-летие Архангельского собора Кремля – великокняжеской усыпальницы.
Такое внимание к Московскому Кремлю не одиноко и не случайно. Оно является приоритетным в общей политике патриархии, предполагающей возвращение «имиджевых» объектов российского наследия. Использование таких памятников, ассоциирующихся с культурным богатством России, становится самостоятельной политической технологией. Ее воздействие становится ощутимым в области определения гражданами России собственного отношения к религии. По сути, мы сталкиваемся со способом давления на общественное сознание, на свободу восприятия обществом собственной истории и культуры. Культурная политика становится средством продавливания «новой христианизации», идущей сверху. Ставка на кремли есть лишь культурная ипостась ставки на Кремль. Она является основой деятельности патриархии, предпочитающей договариваться с чиновниками вместо того, чтобы разговаривать с прихожанами.