Несмотря на то, что соборы оставались государственной собственностью, в прессе Указ оценивался как «дарственная» патриархии [179]
. Союзное министерство вообще не было в курсе принятия подобного указа [180]. Жизни СССР оставалось чуть более месяца. Ельцинский указ, отнимавший у союзного руководства права на основной символ советской империи – Кремль, стоит рассматривать как гвоздь в крышку гроба, стремительно захлопывающуюся над режимом Михаила Горбачева.Под конец 1991 г., 5 декабря, Борис Ельцин обратился к главам конфессий и верующим России с программным обращением, которое стоило бы назвать «храмы в обмен на мир», вернее, на политическое миротворчество или даже социальную психотерапию. Обращение было приурочено к 60-летию уничтожения храма Христа Спасителя в Москве. Осудив сталинский вандализм, Президент подтвердил стремление российского руководства передать святыни и храмы тем, кому они по праву должны принадлежать. Но сначала он призвал верующих и духовенство к врачеванию душ во время болезненных реформ. Начиналась новая эпоха использования Церкви государством. Конец 1991– начало 1992 г. знаменовался новым витком полемики в прессе и откровенно хамскими выпадами в адрес Церкви, рассчитанными на дискредитацию религиозного сознания в глазах российского общества[181]
. Михаил Чулаки написал сразу и обо всем: о «жрецах в золоченых одеждах», о богослужениях как необходимом приложении к этнографической экспозиции, о духовной цензуре и об отсутствии у Церкви до революции своей собственности [182]. Небрежение к сохранению икон со стороны православных он объяснил равнодушием религиозного чувства к художественному качеству произведения и приоритетным вниманием к «святости содержания». В других публикациях причиной конфликта называлась неинтеллигентность обеих сторон. Попытка отдать церкви бесхозные и наиболее разрушенные памятники вызывала протест определенных кругов [183] Развивается теория «тюремно-кладбищенского» отношения православной общественности к музеям, которые рассматривались одновременно как тюрьма и кладбище для икон[184]. Небогослужебное использование храмов и помещение икон в музей называется «повседневным кощунством» [185]. Делались сравнения, сознательно рассчитанные на физический шок: музеи, претендующие на сохранение древнерусской культуры, отличаются от действующих храмов, как мумифицированный труп отличается от живого человека[186]. Нравственное и культурное просвещение общества через демонстрацию в музеях церковного искусства признавалось рядом изданий невозможным, поскольку формирование музейных коллекций осуществлялось на основе «безнравственного и бескультурного» способа – путем закрытия храмов и изъятия церковных ценностей. В подлеправославной прессе отмечалось, что духовная слепота искусствоведов, не позволяющая видеть в памятниках святыни, вызывает встречную неприязнь верующих [187]. Церковная иерархия не только не препятствовала этой истерии своей проповедью уважения к труду, но и активно ее подогревала.Редкие статьи искусствоведов и музейных работников не могли ни переломить формировавшегося настроения, ни заменить деятельность, направленную на пропаганду собственных взглядов, ни идейно подготовить неизбежную реформу музейного дела в России [188]
.В процессе полемики указывалось, что в ряде случаев музей мог предоставить верующему большие возможности для общения со святыней, чем храм, поскольку только в экспозиции человек может так непосредственно соприкоснуться с созданием человеческого гения, вдохновленного Премудростью Божией. Отмечалось, что проблемы во взаимоотношениях между реставраторами, музейщиками и прихожанами создаются как отсутствием художественного вкуса у новых и старых православных, так и «ревностью не по разуму», свойственной неофитам из числа комсомольских активистов. В целях разрешения конфликтов предлагалось, чтобы в ученые советы музеев, хранящих в своих фондах произведения религиозного искусства, вводились представители соответствующих конфессий, а фондовым комиссиям предлагалось по согласованию с Министерством культуры заранее составить списки вещей, которые могут быть переданы Церкви.