Церковная старина в современной России

Здесь читатель прочтет следующее: «Иеродиакон, забравшись в часовню Гроба в то время, когда по общему верованию сходит Благодатный огонь, видел с ужасом, что огонь зажигается просто из лампады, которая не угасает. И так благодатный огонь не есть чудо», и чуть далее: «Когда знаменитый господин Сирии и Палестины Ибрагим, паша египетский, находился в Иерусалиме, оказалось, что огонь, получаемый с Гроба Господня в великую субботу, есть огонь не благодатный, а зажигаемый, как зажигается огонь всякий. Этому паше вздумалось удостовериться, действительно ли внезапно и чудесно является огонь на крышке Гроба Христова или зажигается серною спичкою. Что же он сделал? Объявил наместникам патриарха, что ему угодно сидеть в самой кувуклии во время получения огня и зорко смотреть, как он является, и присовокупил, что в случае правды будут даны им 5000 пунгов (2 500 000 пиастров), а в случае лжи пусть они отдадут ему все деньги, собранные с обманываемых поклонников, и что он напечатает во всех газетах Европы о мерзком подлоге. Наместники петроаравийский Мисаил, и назаретский митрополит Даниил, и филадельфийский епископ Дионисий (нынешний вифлеемский) сошлись посоветоваться, что делать. В минуты совещаний Мисаил признался, что он в кувуклии зажигает огонь от лампады, сокрытой за движущейся мраморной иконою Воскресения Христова, что у самого Гроба Господня[384]. После этого признания решено было смиренно просить Ибрагима, чтобы он не вмешивался в религиозные дела, и послан был к нему драгоман Святогробской обители, который и поставил ему на вид, что для его светлости нет никакой пользы открывать тайны христианского богослужения и что русский император Николай будет весьма недоволен обнаружением сих тайн. Ибрагим-паша, выслушав это, махнул рукою и замолчал. Но с этой поры святогробское духовенство уже не верит в чудесное явление огня. Рассказавши все это, митрополит домолвил, что от одного Бога ожидается прекращение (нашей) благочестивой лжи. Как Он ведает и может, так и успокоит народы, верующие теперь в огненное чудо Великой субботы. А нам и начать нельзя сего переворота в умах, нас растерзают у самой часовни св. Гроба. Мы, — продолжал он, — уведомили патриарха Афанасия, жившего тогда в Царьграде, о домогательстве Ибрагима-паши, но в своем послании к нему написали вместо "святый свет" — "освященный огонь". Удивленный этой переменою, блаженнейший старец спросил нас: "почему вы иначе стали называть святый огонь?" Мы открыли ему сущую правду, но прибавили, что огонь, зажигаемый на Гробе Господнем от скрытой лампады, все-таки есть огонь священный, получаемый с места священного»[385].

Это мнение было присуще и русской богословской науке. В 1914 г. востоковед И. Ю. Крачковский (1883—1951) собрал арабские известия о рукотворности огня[386]. Литургист А. А. Дмитриевский (1856—1929) на основании Устава храма Гроба Господня 1122 г. показал, как местное духовенство приготовляет к Пасхе храмовые лампады, чтобы зажечь в них новый огонь[387]. В 1949 г. его ученик, профессор Лениградской Духовной академии Н. Д. Успенский (1900—1987), на ежегодном собрании Академии прочел актовую речь, где продемонстрировал, как исторически и литургически складывался «огненный миф»: его истоки лежат в обряде возжжения нового огня на Святую Пасху, который некогда был характерен для всех приходских храмов, но сегодня в православной традиции сохранился лишь в Иерусалиме, да и то в достаточно странном виде[388].

 Прошло более 50-ти лет, однако ситуация с изучением обряда святого огня мало изменилась, да и вряд ли могла существенно измениться. Отметим, что в научный оборот было введено критическое издание иерусалимского чина по армянскому кодексу первой половины V века (438 г.)[389], целиком согласующееся с данными, собранными Н. Д. Успенским.

Некоторое время назад появился апологетический труд на английском языке, принадлежащий епископу Фотикийскому Авксентию[390]. Отметим и статью бенедиктинца Николая Ежандра[391], содержащую ссылки на источники и исследования, но посвященную, скорее, современному восприятию иерусалимского огня в разных христианских традициях. Интересно, что здесь приводится слова Иерусалим­ского патриарха Дамиана (1891—1931) о том, что огонь Великой субботы свят так же, как и другие обряды Святой Церкви, и народ должен правильно понимать смысл происходящего. Работа приводит к заключению, которое можно найти и у Н. Д. Успенского: огонь Великой субботы, хоть и не святой, но священный. В тексте статьи неоднократно подчеркивается «огнезрачность» пасхальной гимнографии, как у православных — в каноне Великой субботы, так и у католиков, что до определенной степени могло способствовать появлению существующей версии обряда. Действительно, зримое присутствие Бога, согласно библейской образности, проявляется именно через огонь, что характерно и для русской традиции.