Церковная старина в современной России

Сегодня уже очевидно, что сторонами конфликта являются властная элита в России (равно и церковная и государственная) и российское общество. Попытка свести этот конфликт к противоречиям между современной культурой, присущей российскому обществу, и традиционными ценностями, носителем которых якобы является РПЦ, поддерживаемая государством, оказывается бесперспективной. Подоб­ный союз иерархии и бюрократии в противостоянии обществу имеет функциональную основу. Высшее духовенство по отношению к мирянам и верховная власть по отношению к обществу действуют совершенно одинаково: прихожане и граждане исключаются из активной церковной и политической жизни, превращаясь в объект управления, их мнение не учитывается при принятии решений. Уничтожение общинной и общественной жизни должно быть «поставлено в заслугу» современной российской гражданской и церковной истории. Попытки РПЦ организовать «внутреннюю миссию» в России с целью евангелизации общества обречены на провал, поскольку исходят из ложной посылки, что большинство населения является православным («по культуре» или «по крещению») и в силу этого автоматически принадлежит к Церкви, а значит — к нему применимы методы, характерные для внутренних отношений в религиозной общине. При этом общество и составляющие его люди рассматриваются исключительно как объект миссионерского воздействия, но отнюдь не как равноправные собеседники в честном диалоге, исключительно в рамках которого сегодня и возможен разговор о Евангелии и религиозных ценностях. Если общество потенциально (в интересах будущего России) заинтересовано в развитии своей гражданственности и налаживании диалога как с РПЦ, так и с чиновной бюрократией, то бюрократии и московской патриархии такой диалог не нужен вовсе, поскольку его результатом неминуемо станет подчинение государства гражданскому обществу и установление контроля общины за деятельностью духовенства всех уровней. К тому же руководство патриархии привыкло получать все необ­ходимое — в виде имущества и привилегий непосредственно из рук власти, а не на основе общественного договора, ценность которого отрицается и в теории и на практике.

Происходит то, что справедливо было названо вариантом «олигархической приватизации». Характерно, что даже в официальных документах речь идет не о реституции, но о целевой приватизации памятников культуры религиозного назначения религиозными организациями. В результате государственная собственность оказывается в кор­по­ративном, а по сути — в частном владении руководителей этих корпораций. Характерно, что сами они, не производя никаких материальных расходов на подобное приобретение, обязаны щедротам верховной власти лишь подчеркнутой лояльностью. В результате происходящей приватизации памятников культуры общество лишается возможности узнать о собственном прошлом, поскольку теряет право использования памятников прошлого и возможность их самостоятельной интерпретации.

В цивилизованном обществе смена собственника или пользователя памятника культуры никак не должна повлиять ни на его судьбу, ни на его место в общественной жизни: это вопрос технический. Однако особенности современного существования РПЦ в России и менталитет, присущий подавляющему большинству ее клира и мирян, заставляют решать в первую очередь именно этот технический вопрос.

В условиях отсутствия диалога между Церковью и обществом, пренебрежения общественным мнением, правовыми и научными нормами в обращении с памятниками культуры со стороны большей части приходских и монастырских настоятелей и епархиальных архиереев и неспособности и нежелании государства наладить эффективный контроль над деятельностью собственника или пользователя памятника, что в свою очередь порождает вседозволенность, ситуация с культурным наследием начинает приобретать драматический характер.