Церковная старина в современной России

Патриархия со своей стороны обязалась оказывать методическую и консультативную помощь учреждениям культуры, создать единую систему учета и хранения древностей (3.3) и обеспечить доступ специалистов для осмо­тра памятников церковного искусства при соблюдении канонических норм (3.5). Читатель вправе сам решить, что из принятых договоренностей было исполнено, а что осталось лишь на бумаге. К тому же к этому времени среди епископата сложился и иной взгляд на сотрудничество с Минкультом и его структурами, не предполагавший равноправных отношений. «Архиерейское наставление о поновлении и реставрации святых икон в православных храмах Нижегородской епархии», подписанное покойным митрополитом Николаем (Кутеповым) от 26 июля 1993 г. (№ 457) гласило: «Указываем и напоминаем... что смыслом и целью реставрации святых икон должно быть выявление не абстрактной художественно-исторической, а литургической, моленной сути об­раза. Русская Православная Церковь не может больше выступать в роли наблюдателя за реставрацией святынь: роль Церкви — определяющая характер реставрационных работ и указующая формы их ведения».

К 1994 г. возник конфликт вокруг храма Вознесения в Коломенском (1532). Община, претендовавшая на часть территории заповедника, была зарегистрирована без ведома администрации музея[230]. Прихожане жаловались, что музей и его директор Людмила Колесникова довели храм до ужасающего состояния и превратили его в салон для платных концертов[231].В Твери епархия потребовала вернуть и приспособить под свою канцелярию здание конца XVIII в., некогда бывшее архиерейской резиденцией. В этом здании размещался музей декоративно-прикладного искусства, получивший его в 1992 г. в аренду на 50 лет. Само здание было когда-то губернаторским домом, а 25 декабря 1898 г. председатель Госсовета великий князь Михаил подписал указ об «уступ­ке» его «ведомству православного исповедания»[232]. В результате дом все-таки был передан, и в процессе «приспособления» здания к нему была сделана пристройка из силикатного кирпича.

На этом фоне церковная и светская интеллигенция попыталась серь­езно задуматься о происходящем с церковной культурой и собственностью, подвести своеобразный итог 5-летнему промежутку истории. Полемика со страниц периодики переместилась в научные издания. Ю. Малков, Л. Воронцова, О. Шведов и другие по-своему решали эти вопросы[233].

В том же году, по благословению патриархии, группа специалистов, искусствоведов и реставраторов, в частности Константин Маслов, Андрей Жолондзь, Ирина Качалова и другие приступили к разработке инструкции по использованию памятников церковной старины, передаваемых православным приходам и монастырям — «Наставление для ризничих по приему, учету и хранению имущества храмов Русской Православной церкви».

Инструкция, о подготовке которой патриархийные функционеры любили публично упоминать, так и не была принята в повседневную церковную жизнь, а сам факт ее составления был расценен частью московского духовенства как следствие «заговора» темных сил с целью поставить Церковь под контроль чуждому ей элементу.

В ноябре–декабре 1994 г. в Москве состоялся очередной архиерейский собор, уделивший много внимания вопросам собственности и культуры[234]. Было принято Определение «О взаимоотношении Церкви с государством и светским обществом на канонической территории Московского Патриархата в настоящее время». Здесь говорилось о необходимости разработать и принять закон и подзаконные акты, обеспечивающие верующим возможность богослужебного использования святынь и реликвий, являющихся памятниками культуры, без ущерба для их сохранности. В явном диссонансе с этим благим пожеланием оказалась жалоба патриарха на то, что новые тексты охранных договоров, которые регламентируют использование переданных храмов, похожи на документы «времени антицерковного законодательства» и существенно ограничивают возможности реконструкции и реставрации памятников православной старины. Было заявлено, что эти договора нуждаются в пересмотре в срочном порядке.