Церковная старина в современной России

В значительной степени все это было связано не только с правовой, но и с канонической безграмотностью, порожденной искажениями церковного сознания. Приходы Русской Православной Церкви Московского Патриархата автоматически рассматривались как «дочерние предприятия» патриархии, что и наделяло их, по аналогии с централизованной организацией, признаками правопреемства. Уже 30 мая—1 июня 1990 г. в Москве состоялась конференция представителей патриархии и деятелей православной культуры под названием «Церковь. Музей. Культура». В ее резолюции единственным законным правопреемником церковных святынь признавалась Русская Церковь в лице Московского Патриархата, который мыслился как юридическое лицо[163]. Стоит сопоставить подобную практику «перераспределения» бывшего церковного имущества с Определением Поместного собора «Об охране церковных святынь» от 12 сентября 1918 г. Здесь соборные отцы указывали, что «храмы и предметы, взятые мирской властью в обладание, могут быть принимаемы на хранение не случайными соединениями лиц, именующих себя православными, а лишь действительными православными на общих церковно-канонических основаниях». Дележ бывшей церковной собственности удивительно похож по формам и последствиям на «дикую приватизацию» начала 1990-х гг., тогда как в конфликтах конца 1990-х — начала 2000-х гг. патриархия и ее структуры действовали в соответствии с практикой «черных рейдерских поглощений» и «гринмейлерского» шантажа. С середины 2000-х гг. получение патриархией церковной собственности и памятников культуры можно рассматривать как запоздалый вариант «олигархической приватизации», когда государство передает солидную и приносящую доход собственность в руки надежных партнеров, рассчитывая в ответ на всестороннюю политическую лояльность. В то же время строительство новых храмов в сложившихся городских районах справедливо уподобляется горожанами «уплотнительной застройке».

Заместитель председателя Комиссии по вопросам религиозных объединений при Правительстве РФ Андрей Себенцов вспоминал, что во время жарких баталий при обсуждении закона СССР о свободе совести весной 1990 г. друзья подарили ему флакон валерьянки с надписью «Средство от юридического лица»[164]. Чиновник отстаивал тогда вполне правовую позицию, что «юридическое лицо» — термин гражданского права, связанный с обособлением имущества, поэтому говорить о юридическом лице Церкви в целом недопустимо: юридическое лицо может быть у московской патриархии как канцелярии патриарха, а не у Московского Патриархата как объединения общин — юридических лиц. Его главные оппоненты митрополиты Ленинградский Алексий (Ридигер) и Смоленский Кирилл (Гундяев), поддержанные председателем Верховного совета СССР Анатолием Лукьяновым, настаивали на обратном. Победили право и здравый смысл, однако со временем патриархия ввела в уставы своих приходов положение, ограничивающее принадлежащие им права пользования и распоряжения церковным имуществом, изобрела «централизованную религиозную организацию» и к 2009 г. фактически лишила приходы прав юридического лица в области распоряжения собственностью.

Очевидные нарушения закона при передаче объектов культурного наследия разрушали главную составляющую этого процесса — стремление к справедливости. Кризис коснулся и стержня христианской жизни — нравственной сферы. Вместо персональной и соборной ответственности за происходящие перемены и судьбы церковной старины возникала коллективная безответственность, равнодушная или неприязненная по отношению к людям, волею судеб оказавшихся в церковных зданиях. На фоне этой агрессивности, ставящей во главу угла исторический реваншизм и «удовлетворение религиозных потребностей», благодушные рассуждения о том, что «верующих можно понять», лишь подливали масла в огонь. Претензии религиозных организаций начали восприниматься болезненно. Реакция общественности на них становилась жестче, сопровождаясь зачастую резкими антицерковными выпадами. Такие выпады использовалась патриархией как доказательство невменяемости своих оппонентов и необоснованности отказа в передаче бывшей церковной собственности, вызванного неприязненным отношением к религии.