Церковные историки IV-V веков

Еще в земле той можно встретить диких ослов огромного роста, шкура которых изумляет сложным узором: белый и черный цвета на ней попеременно сменяют друг друга, в виде полос они спускаются по бокам от хребта к животу, где, расходясь и сплетаясь, образуют подобие кругов и создают восхитительный и странный рисунок. Там обитает и достославная птица феникс. Довелось мне увидеть и доставленного из тех краев попугая — среди птиц самую болтливую и непревзойденную в подражании человеческому голосу; кроме того, пестрых, покрытых крапинками птиц, которых обыкновенно называют гарамантами[1113], заимствуя это название у того народа, от которого привозимо к нам наибольшее их число. Впрочем, там водится и множество других, бесспорно, превосходных животных, о которых наше повествование умалчивает.

В стране этой имеются также месторождения чистейшего золота; золото как бы в виде жил само собой поднимается из земли, и они, располагаясь одна над другою, явно указывают места золотых залежей. Даже растущие там плоды необычайно велики и удивительно красивы, а самые известные из них — орехи. Наконец, по всей земле омеритов вплоть до Красного моря урожай собирают дважды в год; потому и зовется эта земля Счастливой Аравией. Вообще, страна, простирающаяся к восходу солнца во всем — и в большом, и в малом, — превосходит иные. Но и ей далеко до рая, ибо земля его из всех земель Востока превосходнейшая и чистейшая: небо над ним — несравненной красоты и ясности, питающие его реки кристально прозрачны, и несомненно, все, рожденное где бы то ни было под солнцем, невозможно даже сравнить с дарами райской земли. Воды внешнего Океана омывают ее с востока.

12. Филосторгий пишет, что Афанасий, прибыв к императору Западных областей[1114] и щедрыми дарами расположив к себе придворных вельмож[1115], в особенности же некоего Евстафия, начальника частных дел (δς κόμης έν των λεγομένων ττριουάτων)[1116], лицо, особо приближенное к императору, добился, чтобы Констант направил к Констанцию письмо следующего содержания[1117]: «Афанасий пришел к нам и доказал, что по праву занимал Александрийский престол. Посему надлежит тебе вернуть ему епископство, или я сделаю это сам силою оружия»[1118]. Получив это письмо, Констанций созвал епископов, дабы обсудить с ними сложившиеся обстоятельства, и они дали ему такой совет: уж лучше Александрии вновь быть под ярмом у Афанасия, чем императору вести войну с собственным братом. Поэтому Констанций позволил Афанасию вернуть себе епископство[1119], Георгия[1120] же вызвал к себе письмом. Георгий тогда удалился в Каппадокию, откуда был он родом, и возглавил там некую совершенную незначительную епархию[1121]. Афанасий же, уверенный теперь в своих силах, переезжал из города в город и одних епископов, из тех, к коим наведывался, склонил принять единосущие[1122], другие же (пишет Филосторгий) оставили его слова без внимания. Но епископ Палестины Аэций[1123], виновный в прелюбодеянии, понадеялся, примкнув к Афанасию, скрыть свой позор, и принял его исповедание; сего грешника, однако, не замедлила постигнуть кара: срамные части его тела стали гнить, покрылись червями и от этого он, в конце концов, лишился жизни. Склонился, по словам Филосторгия, к исповеданию Афанасия также и епископ Иерусалимский Максим, хотя во время гонения при Максимиане слава его как исповедника стала столь велика, что гонители в наказание вырвали у него глаз[1124]. Афанасий же мало-помалу убедил еще многих других[1125] присоединиться к своему исповеданию.

13. Говорит также, что Флавиан Антиохийский[1126], собрав множество монахов[1127], первым из всех возгласил: «Слава Отцу и Сыну и Святому Духу», поскольку из числа его предшественников одни говорили: «Слава Отцу через Сына во Святом Духе»[1128], и возглас сей был распространен весьма широко, иные же имели обыкновение произносить: «Слава Отца в Сыне и Святом Духе»[1129].

14. Кроме того, Филосторгий говорит, что ариане, хотя их вероучение и отрицало единосущие с его исповедниками, и собрания, и песнопения, и молебны, и все прочее они совершали совместно, исключая лишь таинство жертвы (μυστικής φυσίας). Затем, однако, пришел Аэций и положил начало раздору между ними. Он убедил собрание, в котором каждый из них свободно высказывал свое мнение, что должно разорвать все узы дружбы и общих обычаев, связывающие их с исповедниками единосущия. Так вот и возникли враждебные друг другу партии.