Церковные соборы и их происхождение

Когда Игнатий Богоносец с особой силой подчеркивал в своих посланиях, что в общине может быть только одно собрание и одна Евхаристия, так как одно Тело Господа и одна Чаша [63] ^— аргументация вся заимствована у ап. Павла, — то не новшество он стремился ввести в церковную жизнь, а защищал практику, существовавшую от начала. Наоборот, то, с чем боролся Игнатий — устройство нескольких собраний в одной церкви, — было новым обычаем. С внутренним и внешним ростом христианства усиливались и разрушающие силы. Главный враг, с которым боролся Игнатий, был докетизм, искажавший в корне основы христианского учения и разрушавший самую Церковь. Настоящие звери оказались менее опасны, чем «звери в человеческом образе» [64]. «Кто подле меча — подле Бога, кто посреди зверей — посреди Бога» [65], последние «Господа хулят, не исповедуя Его носящим плоть. Кто не исповедует этого, тот совершенно отверг Его и сам носит в себе смерть» [66]. «Если иначе, как некоторые безбожники, т. е. неверующие, говорят, что Он страдал только призрачно — сами они призраки, — то зачем же я в узах? Зачем я пламенно желаю бороться с зверями? Зачем я напрасно умираю? Значит, я говорю ложь о Господе» [67]. Церковь подвергалась наибольшей опасности со времени своего исторического существования, так как зараженные докетизмом «удаляются от Евхаристии и молитвы, потому что не признают, что Евхаристия есть плоть Спасителя нашего Иисуса Христа, которая пострадала за наши грехи, которую Отец воскресил по Своей благости. Таким образом, отметая дар Божий, они умирают в своих прениях» [68]. Наряду с докетами продолжали смущать церковь и иудействующие [69], устраивая отдельные собрания. «Надобно не только называться, но и быть христианами, тогда как некоторые на словах признают епископа, а делают все без него. Такие, мне кажется, недобросовестны, потому что не вполне по заповеди делают собрания» [70], вероятно, вознося на этих собраниях Евхаристические приношения. Если бы дело шло об одних собраниях без Евхаристии, то вряд ли пришлось бы Игнатию утверждать, что «только та Евхаристия должна почитаться истинною, которая совершается епископом или тем, кому он сам предоставит это» [71]. Разделения вызывались не только работой еретиков, но и самой исторической жизнью церкви. Первохристианство жило надеждой на близость парусин и отвергало историю. Не зная, оно уже предчувствовало то, что мы теперь знаем: что история принесет церкви великие соблазны и глубокие потрясения. «Малое стадо» становилось великим, но этот успех таил в себе угрозу самому драгоценному — единству церкви. При историческом росте общины все труднее становилось сохранять единство Евхаристического собрания и намечалась тенденция к устройству нескольких собраний. В истории эти стремления превратились в реальность, общепринятую Церковью. Дольше всего и упорнее всего боролась за единство Евхаристии Римская церковь. Римский обычай fermentum'a {72} старался сохранить при естественном росте Римской общины единство Евхаристического собрания. Fermentum был конкретным выражением единства Евхаристии в пространстве и во времени. Еще в V веке Евхаристия совершалась только епископом, а в остальные места посылались Священные Дары [73].