Церкви и всадники. Романские храмы Пуату и их заказчики

Такая «специализация» людей определенного круга, конечно, напрямую связана с имевшимися у них средствами и полномочиями. Однако в документах встречается другое объяснение: созидание церквей – дело избранных, посредством которых Бог сам строит себе храмы. В Средневековье человек, поставленный над другими людьми, уже в силу этого считался избранником, отмеченным Господом. Эту избранность правитель должен был подтверждать каждым поступком: считалось, что неправильное поведение влечет за собой неудачи и может привести к утрате власти[155]. Созидание храмов относилось к «правильным» деяниям, и потому пренебрежение им или недостаточное усердие в этом деле могло вызвать упрек в несоответствии своему положению.

Именно такой упрек содержит в себе письмо кардинала-епископа Остии Петра Дамиани Петру – «мужу, облеченному сенаторским достоинством», который по неизвестной причине остановил начатое было строительство церкви[156]. С самого начала епископ напоминает своему адресату об исключительности его положения и связанных с ним моральных обязательствах: «Зачинать что-либо есть равное добро для избранных и для неизбранных; но то, что хорошо задумано избранными, доводится ими до завершения. Ибо эти остаются твердыми в том, что начинают, а те всегда колеблются в своем непостоянстве и быстро меняют намерение»[157]. Довести до конца начатую постройку, в интерпретации Петра Дамиани, – значит подтвердить свою избранность и богоугодность своей власти, ибо подлинный «автор и созидатель этой церкви – Христос, который есть истинный царь и священник»[158]. В похожей ситуации Бернард Клервоский (знаменитый именно своей активностью в наставлениях сильных мира сего – как мирян, так и прелатов, включая папу – относительно праведного исполнения своего долга) обрушился с «тягчайшими попреками» на графа Бретани Конана, называя его «лживым» и «вероломным» за то, что граф остановил строительство цистерцианского приората, забрав назад ранее сделанные дары[159].

В письме-проповеди Петра Дамиани интересны примеры, приводимые им для большей убедительности своих наставлений. Он сравнивает заказчика с Моисеем, а возведение храма ставит в параллель со строительством скинии в пустыне. Это дело признается заслугой даже более значительной, ибо «тот, кто предписал выстроить себе столь искусно сделанную скинию, зная, что она вскоре будет сломана, насколько сильнее он хочет выстроить себе церковь, которая до скончания веков пребудет нерушимой во спасение всех людей?»[160] Сравнение с Моисеем весьма показательно. В Библии строительству скинии предшествовала смута и ослепление людей, начавших поклоняться золотому тельцу (Исх. 32–40). После этого в тексте Писания созидание скинии предстает процессом восстановления и фиксации порядка в общине.

Другой упомянутый в письме библейский герой – царь Соломон – был знаменит как создатель первого храма; но, кроме того, и как мудрый правитель, при котором избранный народ обратился к мирной жизни, обрел покой и правосудие. Не случайно царя Давида – его отца, при котором Израиль постоянно воевал, – Бог не выбрал для этой цели, хотя тот и «имел на сердце» построить храм (I Пар. 22:7; II Пар. 6:7–8).

Идея связи созидания храма с установлением мира и порядка, почерпнутая из текстов Ветхого Завета, подкрепляется в письме и назидательным примером из якобы современной адресату действительности, где речь идет о византийском императоре и его супруге. Императора постигла слепота, что обернулось не только личной бедой, но и угрозой безопасности государства. Во сне ему было откровение: он сможет исцелиться, если позаботится о церкви Св. Лаврентия. Император истолковал это как необходимость совершить паломничество в Рим, к знаменитой базилике мученика. Однако, боясь опасностей пути и одновременно непорядков в государстве за время своего отсутствия, он пошел на хитрость: объявив всем, что отправился в Рим, на самом деле плавал возле византийских берегов и через некоторое время возвратился в Константинополь. В это время императрица, рассудив, что святой Лаврентий может помочь ее мужу не только в Риме, выстроила базилику в честь мученика – и в ней возвратившийся император вновь обрел зрение[161]. Поведение императора – образец слепоты не только физической, но и политической (отправляясь в поездку, он бросает государственные дела и подданных на произвол судьбы), а также и нравственной (мучимый сомнениями и страхами, он не исполняет обета, а лишь создает видимость в глазах людей). На этом фоне деяние императрицы, в отличие от бесцельных метаний ее супруга, предстает образцом благоразумия и праведности: созидание церкви в собственном государстве восстанавливает нарушенный порядок. Именно оно приводит к благополучной развязке истории и должно послужить добрым примером для адресата Петра Дамиани.