Цесаревич Алексей

Петербург, 14 ноября (26[1] по новому стилю) / 1894 года. Один из тех пасмурных дней поздней осени, которые предвещают скорый приход зимы. Но мрачная атмосфера, еще недавно царившая в русской столице во время похорон скоропостижно скончавшегося Александра III, казалось, исчезла без следа. В 8 часов утра 21 залп салюта выводит население из состояния оцепенения, возвещая о бракосочетании нового царя Николая II с принцессой Аликс Гессенской, отныне православной великой княгиней Александрой Федоровной. Это событие и служит причиной отмены государственного траура в тот день — день рождения вдовствующей царицы и матери юного царя Марии Федоровны. Ведь отпраздновать свадьбу престолонаследника надлежит еще до начала поста, запрещающего торжества. Обычно в России царь восходит на престол уже женатым, но после внезапной смерти Александра III события быстро сменяют друг друга и де-факто Николай правит страной уже больше месяца — вместе с невестой Александрой.

Привлеченные объявлением о предстоящем заключении брака, люди отовсюду еще с ночи стекаются в центр города, заполняя пространство между Зимним дворцом и Невским проспектом, — жених и невеста временно проживают в Аничковом дворце, — чтобы хоть раз взглянуть на новую царскую чету. Другие терпеливо выстаивают перед Казанским собором, ожидая прибытия свадебной процессии после венчания в Зимнем дворце. В густой толпе наскоро расставляются скамейки и воздвигаются помосты.

Вдоль предусмотренного маршрута следования свадебного кортежа устанавливают кордоны из солдат, выстраивающихся цепью по обеим сторонам улиц. Когда в сопровождении брата, великого князя Михаила Александровича, появляется Николай в гусарском мундире, раздаются первые восторженные крики. А при виде следующей за ними белой кареты новобрачной, запряженной восьмеркой белых лошадей, унять толпу уже невозможно. Воистину величественное зрелище: сверкающая разноцветными драгоценными камнями царская корона на карете, управляемой восемью всадниками в красных ливреях с вышитым золотом гербом, таким же, как и на алых бархатных попонах лошадей с султанами. Позади в украшенных дорогими картинами Ватто и Буше каретах другие члены императорского дома, среди них великие княгини в традиционных придворных нарядах с орденом Святой Екатерины и разноцветных накидках, в зависимости от ранга и степени родства с царем. Между ними парадные мундиры и роскошные ливреи. Все организовано согласно протоколу царицы Екатерины II, желавшей выразить величие Российского государства охватывавшего теперь одну шестую часть земли, еще и символически — через внешнее великолепие.

Как и Екатерина, Александра — иностранка. Мелькают, словно кадры фильма, в памяти подъезжающей к Зимнему дворцу невесты события недавнего прошлого, буквально захлестнувшие ее.

Все произошло так быстро. Познакомилась она с престолонаследником еще будучи совсем юной; элегантный и красноречивый Николай сразу же полюбил красивую застенчивую девушку, которая бала моложе его на четыре года. Когда они снова встретились во время посещения Александрой своей старшей сестры Эллы, бывшей замужем за одним из его дядьев, Николай уже знал наверняка, что хочет жениться на Аликс и только на ней. Тщетны попытки родителей подыскать ему другую невесту — например, Елену Орлеанскую из союзнической Франции. Или хотя бы Маргариту, принцессу Прусскую. «Лучше стану монахом, чем женюсь на этой каланче», — пригрозил Николай родителям и стал ждать. Также напрасно старались отец принцессы и энергичная бабушка, королева Виктория Английская, после смерти матери Аликс заботливо и решительно державшая бразды правления в своих руках, заставить юную принцессу позабыть о России. «Россия — нецивилизованная, дикая страна, — приводила Виктория свои доводы, — небезопасная и запущенная…» (Вероятно, из-за шокирующей пуританку русской безалаберности и роста, несмотря на реформы и преобразования, числа заговоров и покушений, из-за чего даже в своем собственном доме царь не мог быть в полной безопасности.) «А климат вреден для здоровья», — предостерегающе добавляла королева, исчерпав такие политические аргументы, как «Россия — противник Англии» и личные антипатии («Ненавижу толстого царя!» — т. е. Александра III). Но какое дело влюбленной паре до того, будет или нет представлять угрозу для колоний Британской империи поднимающаяся великая держава Россия! Напрасны все усилия королевы привлечь внимание Аликс к своему внуку Эдди[2], соблазняя перспективой в дальнейшем стать королевой Англии и Ирландии и императрицей Индии: слишком уж неизгладимы воспоминания об очаровании петербургских дней и ночей и о русском царевиче, пленившем юную принцессу обходительностью, игрой на фортепьяно и юмором.