Цесаревич Вася

— Да причём тут дирижабли? — слегка обиделся Куликовский. — Медлительные и неповоротливые гиганты. Левиафаны неба! А в моём сне я был я был маленькой, злой и хищной птицей, со стреляющими прямо из рук-крыльев крупнокалиберными пулемётами.

— Помнится, в воздушном бою вы неплохо управлялись с пулемётом, Апполинарий Григорьевич.

— Не то, — поморщился подпоручик. — Во сне у меня были скорость, маневр и изумительная управляемость. Знаете, такая необыкновенная лёгкость во всём теле образовалась! И всё это без применения эфирной энергии. К чему бы такое могло присниться?

— К новому назначению, — предположил Василий. — И оно будет связано с летательными аппаратами тяжелее воздуха.

— Да полно вам, Василий Иосифович, — улыбнулся Куликовский. — После разоблачения аферы братьев Райт всерьёз говорить об этих этажерках неприлично.

— Есть мнение, Аппалинарий Григорьевич, что за ними будущее.

— Вот как? И кто же это мнение высказал?

Василий вернул улыбку:

— Ходят слухи, что этими этажерками заинтересовался наследник престола. Мало того, из заслуживающих доверия источников стало известно о высочайшем одобрении изысканий в этом направлении.

Куликовский не стал уточнять об источниках информации, но всерьёз и надолго задумался. Мысли легко читались на его лице: … интерес наследника престола… новое направление… внимание императора… шанс исправить ошибки молодости и не самую лучшую репутацию гуляки и никчемного болвана… перспективы карьеры в случае успеха… при неудаче всяко не станет хуже, чем сейчас…

— А вы знаете, Василий Иосифович, я ведь тоже много размышлял над этой темой, и нахожу аппараты тяжелее воздуха весьма перспективными. Вот вы, как непредвзятый и не ангажированный человек, в каком качестве меня бы там применили?

— Не знаю, — не совсем честно признался Василий. — Может быть, испытателем новой техники? Дело рискованное, но разве можно хоть чем-то испугать лейб-гвардии егерей? Никто кроме нас!

Куликовский горделиво приосанился и покосился на вешалку, где висел китель с белым эмалевым крестиком на колодке цвета огня и дыма:

— Вы правы, Василий Иосифович, риск есть наша профессия и призвание. Но я так понял, вы не только владеете информацией, но и…

Многозначительное и намекающее молчание после оборванного на полуслове вопроса. Естественно, Красный не собирался упускать возможность заполучить добровольца-испытателя на свой будущий завод.

— Разумеется, Апполинарий Григорьевич. Вы же получили приглашение на Первомайский бал в Гатчине? Вот там я и представлю вас нужным людям.

— На весенний императорский бал? — подпоручик задохнулся от переполнившего его счастья, но тут же погрустнел. — Нет, не получил.

— Значит, ещё получите. Государь император не может оставить без внимания героев только что закончившейся победоносной войны.

— Благодарность моей семьи не будет иметь границ, Василий Иосифович.

— Полно вам, Апполинарий Григорьевич, мы же боевые товарищи.

— Да! — согласился Куликовский. — И за это товарищество нужно непременно выпить коньяку. Не откажетесь позавтракать со мной, Василий Иосифович?

— Вообще-то время ужина.

— Давайте не будем придираться к мелочам.

Поезд прибыл в Петербург точно по расписанию, без помпезности и торжеств. В принципе, Вася и не ждал оркестра на перроне, но вот эта будничность слегка обидела.

— Поля, мы приехали.

Куликовский невнятно промычал и сел на диване, не открывая глаз:

— Куда приехали?

— В Санкт-Петербург.

— Зачем?

Красный вздохнул — перспектива тащить из вагона начинающего алкоголика его не радовала, но и бросить сослуживца в купе не позволяла совесть.

— За орденами и славой приехали!

Прозвучало фальшиво и пафосно, но эти слова произвели на подпоручика магическое воздействие. Открылись глаза, загоревшиеся уже привычным восторгом, он встал и начал собираться. Собственно, все сборы заключались в энергичном растирании слегка припухшего лица ладонями и надетой форменной курткой. А ботинки Апполинарий Григорьевич перед сном как-то позабыл снять.

— Я готов, Василий Иосифович.

Поезд в последний раз лязгнул сцепками и остановился. Красный разглядел на перроне знакомую высокую и чуть сутулую фигуру Алексея Максимовича Горького, и подхватил тяжёлый армейский баул..

— Меня встречают. Вас подвезти?

— Нет, — Куликовский помотал головой, отчего болезненно поморщился. — Я сначала… э-э-э… В общем, задержусь в буфете.

— В таком случае позволю себе напомнить о советах Михаила Афанасьевича Булгакова.

— Про холодные закуски и суп?

— Именно.

— Весьма спорное утверждение. Всегда предпочитал пользоваться рекомендациями Антона Павловича Чехова.

— С селёдочкой под горчичным соусом?

— И с рыжиками, карасями в сметане и с перепёлками.

— Тоже разумно, — согласился Красный. — Тогда до встречи в Гатчине, господин подпоручик.

Апполинарий Григорьевич кивнул и опять поморщился:

— Непременно, господин поручик.