Цесаревна. Екатерина Великая

День был морозный, туманный. Набережная и самая Нева с положенными мостками к Петербургской крепости были покрыты растоптанным снегом. Вдоль всего пути стояли в «шпалерах» войска. Солдаты держали ружья «на погребение», опущенными стволами книзу, заунывно трубили трубы и флейты, и тревожно и раскатисто били дробь барабаны. Казалось, самый воздух был напитан печалью. Народ, потрясённый смертью Государыни, сплошною толпою стоял на пути процессии. Само шествие, медленное, торжественное, сопровождаемое чинным и протяжным пением певчих, с чёрными попонами на лошадях погребальной колесницы, с траурными платьями дам, с чёрными епанчами кавалеров, с рыцарями в чёрных латах, с чёрными штандартами – говорило о чём–то страшном и безнадёжно печальном.

В этот день точно что–то случилось с Государем. Вдруг напала на него былая детская резвость и шаловливость, точно он опять стал тем мальчишкой, каким был в Ораниенбауме, точно был он и подлинно «чёртушкой», непереносимым в большом обществе. В длинной чёрной мантии, подбитой горностаевым мехом, несомой сзади него несколькими пажами и камергерами, он шёл за гробом. Он шёл всё медленнее и медленнее, далеко отставал от колесницы, потом, точно опамятовавшись, кидался бежать с прыжками и смехом, камергеры и пажи выпускали концы мантии, и она развевалась за ним, точно чёрный хвост. Растерянные камергеры бежали следом.

– Чистый дьявол, – говорили в народе.

Должна была бы бежать за ним и Императрица, но она послала конного пажа остановить шествие на Неве и медленно нагнала шествие.

– Да–а!.. Государыня!.. Точно что Государыня!.. Дай ей Господь, матушке Екатерине Алексеевне!

Так из тайников дворца заговор переходил в толпы петербургского народа…

XIII

Но не одни шутки и неуместный смех были в Государе Петре Фёдоровиче. Было в нём и нечто подлинно петровское – смелый размах быстрых реформ и преобразований. Шутки, прыжки, ужимки – это было по вечерам на его мрачно–шумных пирах и банкетах, по утрам же Государь занимался делами, и с волнением и ужасом Государыня Екатерина Алексеевна видела, что это были не «замки для капуцинов», построенные на красивых местах, но серьёзное преобразование всего государственного строя. Это было, по её выражению, «перековеркивание всех дел и прежних порядков».

И кому–то оно могло понравиться и снискать любовь к новому Государю.

Двадцать пятого января тело Государыни Елизаветы Петровны при пушечной пальбе было предано земле, а двадцать девятого правительствующему Сенату был прислан для распубликования государев указ: разрешение раскольникам, бежавшим за границу, вернуться в Россию с правом свободного исповедания своего учения и обрядов.

И прошло с этого дня много ещё дней, пока указ этот дошёл до раскольничьих гнёзд, но когда дошёл – поднял простые и сильные души. «Настоящий Государь на Руси появился… Пожалел верующих, понял истинных православных… Государь тот с чёрной бородой, сам как раскольник… Петра Великого внук, его вины искупает, за деда молитвенник… Он и больше дал бы, да Императрица–немка мешает…»

Далеко и на даль были брошены семена новой и страшной смуты.

Шестнадцатого февраля – новый указ: от православных церквей и монастырей были отобраны земельные имущества и монастыри лишены права владеть крепостными… Ни Иван Грозный, ни царь Алексей Михайлович, ни сам Пётр Великий не посмели сделать этого – Пётр Фёдорович росчерком пера с этим покончил.

Взволновалось чёрное и белое духовенство. Пошли по домам, весям и градам страшные слухи. Похвалялся–де Государь, что выкинет из православных церквей все иконы, кроме ликов Спасителя и Божией Матери, острижёт и обреет духовенство и оденет его по лютеранскому образцу в длинные сюртуки. Дед остриг и обрил бояр и обрядил их в немецкое платье, внук примется за духовных особ. И пошло, покатилось большое недовольство, поднялась тревога по церквам и монастырям, по приходам, среди церковных людей.

Такая быстрота и непоследовательность реформ смутила и встревожила короля Фридриха, который зорко следил за всеми поступками своего друга. Немецкий посланник барон Гольц и генерал Шверин явились к Государю и говорили ему, что престол его в опасности, надо раньше удалить всех тех, кто злоумышляет против Государя, а тогда приняться за реформы.

– Теперь некогда заниматься заговорами, – резко возразил Государь. – Дело надо делать!

Фридрих написал ему сам. Он советовал Петру Фёдоровичу поспешить с коронованием, освятить свою власть священным миропомазанием, чтобы иметь в глазах народа больше прав.

– Нельзя!.. Венцы не готовы!..

Государь продолжал неутомимо заниматься делами.