Цетаганда

– Мадам, я пришел предложить вам командование этим лагерем.

Женщина уставилась на него так, словно Майлз был каким-то паразитом, копошащимся в темном углу сортира. Глаза ее полоснули по наготе молодого человека, и ему показалось, что по всему телу – от подбородка до ступней – пролегли следы когтей.

– Которое вы, видимо, носите в своем планшете, – отрезала женщина. – Командования в этом лагере не существует, мутант. Так что ты им распоряжаться не можешь. Отнеси его за нашу территорию по кусочкам, Беатрис.

Майлз увернулся от рыжей. Вопрос о мутантстве он прояснит потом.

– Командование в этом лагере будет создано мною, – объяснил он. – Обратите внимание: я предлагаю вам власть, а не отмщение. Месть – непозволительная роскошь. Командующие не могут ее себе позволить.

Трис поднялась со своей циновки, выпрямилась в полный рост, потом согнула колени, чтобы оказаться лицом к лицу с Майлзом, и процедила:

– Очень жаль, дерьмецо. Ты почти заинтересовал меня. Потому что я хочу отомстить. Каждому мужику в этом лагере.

– Значит, цетагандийцы добились своего: вы забыли, кто ваш настоящий враг.

– Наоборот, я узнала, кто мой настоящий враг. Хочешь знать, что они с нами делали – наши собственные парни?..

– Цетагандийцы хотят, чтобы вы думали, будто все это, – тут он обвел рукой лагерь, – вы сотворили сами. Так что, воюя друг с другом, вы становитесь их марионетками. А они все время наблюдают за вами и наслаждаются вашим унижением. И вы знаете об этом!

Взгляд Трис на мгновение метнулся к куполу, потом опять вонзился ему в лицо.

– Власть лучше отмщения, – продолжал Майлз, не дрогнув перед горящими углями ее глаз. – Власть – это нечто живое, и благодаря ей вы протягиваете руку к будущему. А месть – мертва, она тянется из прошлого и тащит вас назад.

– А ты талантливый враль, – оборвала его Трис. – Я тебя уже раскусила: ты норовишь схватить, что плохо лежит. Вот настоящая власть. – Она сжала руку у него под носом, поиграв мускулами. – Это единственная власть, которая здесь существует. У тебя ее нет, вот ты и ищешь, к кому бы приткнуться. Но ты не туда обратился.

– Нет, – возразил Майлз и постучал себя по лбу. – Вот где настоящая власть. И этого у меня хватает, никуда обращаться не надо. Власть, которая управляет силой. – И он шлепнул по своему кулаку. – Люди могут сдвинуть горы, а людьми движут идеи. Но верно и обратное – на ум можно воздействовать через тело! Для чего, по-вашему, все это, – он указал на лагерь, – как не для того, чтобы воздействовать на ваши умы через ваши тела? Когда вы позволили цетагандийцам свести вашу силу только вот к этому, – и Майлз для вящей наглядности рискнул сжать ее бицепс, – вы тем самым отдали им свое главное оружие. И они победили.

– Они все равно победили, – отрезала Трис, стряхивая с себя его руку. (Майлз облегченно вздохнул: она не сочла нужным ее ломать.) – Что бы мы ни делали в этом цирке, никакого толка не будет. Все равно мы будем пленными. Они могут отключить нам пищу, или чертов воздух, или смять нас в лепешку. И время работает на них. Мы можем сколько угодно надрывать себе кишки, восстанавливая порядок (если ты к этому гнешь), а им только и нужно подождать, пока он снова нарушится. Мы побеждены. Мы в плену. И тебе пора начать привыкать к этой мысли.

– Эту песенку я уже слышал, – ответил Майлз. – Включите мозги. Если бы они собирались держать вас тут вечно, то могли бы сразу всех кремировать и сэкономить немалые расходы на поддержание этого лагеря. Нет. Им нужны ваши умы. Вы находитесь здесь потому, что вы – лучшие бойцы Мэрилака: самые отважные бойцы, самые сильные, самые отчаянные, самые опасные. Вы те, от кого будут ждать руководства все противники оккупации. Цетагандийцы хотят сломать вас, а потом вернуть на Мэрилак, как вакцину: убеждать своих соплеменников сдаться. Когда вот это убито, – Майлз прикоснулся ко лбу Трис (о, едва-едва), – тогда цетагандийцам больше нечего бояться вот этого, – он приложил палец к ее бицепсу. – Вас сломают, а потом отпустят в мир, чей горизонт замкнет вас подобно этому куполу. – Война не окончена, поймите. И вы находитесь здесь, потому что цетагандийцы все еще ожидают, когда Фэллоу-Кор падет.

Секунду или две ему казалось, что Трис его убьет, придушит на месте, лишь бы не показать свои слезы. Но она сдержалась.

Вскинув голову и глотнув воздуха, женщина вновь обрела свою агрессивность, служившую ей защитой.

– Если это правда, тогда, послушавшись тебя, мы отодвинем час своего освобождения, а не приблизим его.

Вот так сюрприз – она к тому же еще и логик! Ей даже незачем пускать в ход кулаки, она может заспорить его до смерти, если он не вывернется. Майлз вывернулся:

– Есть немалая разница между пленом и рабством. Хотя, конечно, ни то, ни другое – не свобода. Я это понимаю. И вы – тоже.

Трис долго молчала, глядя на него прищуренными глазами.

– Ты странный, – сказала она наконец. – Почему ты говоришь «вы», а не «мы»?