От своих разведчиков Юба узнал о бедственном положении Цезаря и, полагая, что больше нет смысла тянуть, двинулся со всеми своими силами навстречу Сципиону.
Учитывая это обстоятельство, Публий Ситий, бывший на стороне Цезаря вместе с царем Бокхом, который вел свою отдельную войну, науськиваемый своей женой Эвноей, влюбленной в Цезаря, — так вот, Публий Ситий и царь Бокх вторглись в страну нумидийского царя и с одного штурма взяли главный его город — Кирту, а затем еще несколько городов, добросовестно перерезав всех жителей.
Юба узнал об этом, находясь всего в нескольких часах хода от лагеря Сципиона. Он в самой резко форме потребовал у Сципиона вернуть все предоставленные ему войска, за исключением тридцати слонов.
В это время распространился слух — и бездействие Цезаря подтверждало его, — что в Руспинах находится вовсе не Цезарь, а один из его легатов. Не желая, чтобы подумали, будто удача отвернулась от него и он ведет войну в Африке не сам, а через своих легатов, Цезарь отправляет во все стороны гонцов с заданием подтвердить, что именно он руководит армией.
Как только стало известно, что он находится в Руспинах, к нему стаями полетели письма, а некоторые важные особы лично явились в лагерь Цезаря. Все жаловались на жестокость противника. Жалобы терзали мягкую душу и тщеславие Цезаря. Поэтому от требовал как можно скорее переправить войска с Сицилии, уверяя, что не может спокойно смотреть, как Африка погибает, а враги разоряют ее, а также предупреждая, что если они не прибудут прямо сейчас, то не останется ничего — ни городов, ни домов.
Почти все время Цезарь стоял на небольшой возвышенности, глядя в сторону Сицилии, в ожидании подкрепления, прибытие которого должно было положить конец столь длительному его бездействию. Но так ничего и не высмотрев, возвращался в лагерь, приказывал вырыть еще один ров, укрепить еще одну цитадель, построить новые форты поближе к морю. И не только для защиты армии, но и для того, чтобы она не бездействовала.
В свою очередь Сципион, желая выдрессировать своих слонов, разделил солдат-пращников на две группы: одна метала камни в этих гигантов, другая подталкивала животных, если те, испугавшись дождя камней, пытались сбежать или отступить. Но дрессировка давалась очень трудно, пишет неизвестный автор «Африканской войны», ибо во время настоящего боя самый что ни на есть дрессированный слон может причинить немало вреда не только врагам, но и друзьям.
Одновременно с этим Сципион потешил себя, распорядившись казнить несколько человек, даже не дождавшись римских проскрипций. Тогда же Вергилий Петроний, его легат, командовавший в Тапсе, видя, что корабли Цезаря, словно игрушки, носятся по морю по воле ветра, не зная куда причалить, подготовил лодки и шлюпки, посадил в них лучников и отправился выслеживать заблудившиеся корабли. Чаще всего от этих лодок и шлюпок удавалось отбиться, но однажды они захватили большое военное судно, на котором находились два молодых испанца, трибуны пятого легиона, родители которых стали при Цезаре сенаторами, а также один центурион, по имени Салиений. Пленных доставили к Сципиону, который распорядился немедленно убить их.
Во время исполнения приговора старший из молодых людей просил лишь о том, чтобы его убили первым, так как он был не в силах смотреть, как убивают его брата. Поскольку он обратился к солдатам, а не к Сципиону, просьба его была милостиво удовлетворена.
Об этих жестокостях стало известно в лагере Цезаря, сердце которого кровоточило от боли. Он чувствовал себя достаточно сильным благодаря построенным укреплениям, а более всего — благодаря своему военному гению. Он мог не опасаться, что Сципион атакует его лагерь. Однако он не был вполне уверен, учитывая малочисленность своей армии, что сможет разгромить неприятеля одним ударом, а потому избегал прямых столкновений.
Сципион же каждый день выводил войска из лагеря и выстраивал их перед лагерем Цезаря, словно для решающего сражения. Так они стояли пять-шесть часов, затем с наступлением темноты отходили в свой лагерь.
После восьми-девяти таких вылазок, будучи уверен, что Цезарь трепещет перед ним, он дошел до того, что приблизился к его укреплениям на расстояние ста шагов. Слоны выступали впереди, за ними двигалась основная часть армии, растянувшись большим фронтом.
Но Цезарь не поддавался на эти демонстративные провокации, на угрозы и выкрики, доносившиеся из рядов врага. Он спокойно командовал теми, кто должен был идти за продовольствием, фуражом, водой и дровами. Солдаты уже давно привыкли смотреть на врага свысока с высоты своих надежных укреплений и отвечали на все оскорбления только свистом.
Хорошо понимая, что неприятель не осмелится напасть на его лагерь, Цезарь не утруждал себя и не поднимался на стены укреплений, а отдавал все распоряжения, лежа в своей палатке, однако он ежедневно выходил и стоял на возвышенности на побережье, как бы поторапливая своим нетерпеливым взором и своими вздохами подкрепление, которое он так долго ждал.
LXXVIII