Цезарь

— Наконец-то! Вот я и достиг всего, о чем мечтал! Начиная с сегодняшнего дня, буду ступать по головам своих сограждан.

XV

Надеемся, что читатель, внимательно следящий за нашим исследованием, все больше вникает в характеры этих двух героев, чтобы затем, когда они уже станут противниками, их действия были бы понятнее и не нуждались в комментариях.

Даже, если Помпей и колебался, принимать ли командование, сомнение это не было продолжительным. Он собрал свои корабли и людей, созвал царей и правителей, населявших отныне принадлежавшие ему территории, вступил в Азию и начал с того, как это уже неоднократно делал, что разрушил все созданное его предшественником. Не следует забывать, что предшественником его был Лукулл — один из самых серьезных и достойных граждан Республики.

Вскоре Лукулл узнал, что Помпей не оставил камня на камне от всего созданного им, что он вновь установил старые формы наказания за преступления, аннулировал компенсации, говорил и доказывал повсюду, что Лукулл больше ничего не значит, что только он, Помпей, все и вся в этом мире.

Но Лукулл был вовсе не из тех, кто покорно выпивает до дна чашу с горьким напитком под названием «пренебрежение». Через общих друзей он передает Помпею свое неудовольствие. Было решено, что оба полководца должны встретиться в Галатии.

Они направились навстречу друг другу в окружении ликторов с фасциями, а так как оба были победителями, фасции были украшены лавровыми ветвями. Но тут случилось непредвиденное: Лукулл прибыл из плодородной страны, Помпей же, напротив, из нищей и опустошенной, где не росли деревья, а потому лавры у ликторов Лукулла были свежими и зелеными, а у ликторов Помпея — желтыми и высохшими. Заметив это, ликторы Лукулла предложили половину своих свежих лавров ликторам Помпея.

Этот благородный жест заставил кое-кого улыбнуться.

— Прекрасно! — воскликнули они. — Взгляните еще раз на Помпея, он вновь незаслуженно возложил на свою голову лавровый венок.

Встреча, начавшаяся столь церемонно и почтительно с обеих сторон, вскоре перешла в дискуссию, а затем — в яростный спор. Помпей обвинял Лукулла в том, что тот жаден. Лукулл обвинял Помпея в упрямстве и чрезмерном честолюбии.

Забыв о только что высказанных в адрес своего соперника комплиментах, он начал дискредитировать его победы.

— Тоже мне победы! Победить армии двух жалких царей, которые, увидев, что золото уже не помогает, решили прибегнуть к мечу и щиту! Лукулл победил золотом, а мне предоставил сражаться железом, — говорил Помпей.

— И на сей раз, — отвечал Лукулл, — хитрый и осторожный Помпей действовал в своей манере. Явился, когда уже некого было побеждать, разве что призрак. В войне с Митридатом повел себя точно так же, как в войне с Лепидом, Серторием и Спартаком — присвоил себе победу, хотя она по праву принадлежала Метеллу, Катулу и Крассу. Разве не похож Помпей на трусливую птицу, какого-нибудь стервятника, привыкшего пожирать добычу, которую не он убил? Разве не похож он на гиену или волка, пожирающего объедки войны?

Оставшись без армии, имея при себе лишь тысячу восемьсот человек, решившихся пойти за ним, Лукулл вернулся в Рим.

Помпей начал преследовать Митридата. Стоит прочитать у Плутарха про эту долгую кампанию, когда Митридат, — запертый в стенах, возведенных вокруг него Помпеем, начал убивать больных и других лишних людей и наконец вдруг исчез со своими сторонниками. Исчез таинственно и непонятно. Какие птицы одолжили им свои крылья, чтобы они могли перелететь через стены?

Помпей преследует его. Догоняет у Евфрата в тот момент, когда Митридат видит сон, будто плывет он по Эвксинскому Понту при благоприятном ветре и видит Босфор, но тут корабль неожиданно рушится под его ногами и остается лишь несколько досок, чтобы удержаться на плаву. В этот момент в палатку к нему ворвались испуганные воины и разбудили его криком:

— Римляне!

Тогда он решил дать бой. Все схватились за оружие, выстроились в боевую линию, но и тут не все ладилось у несчастного царя.

Солдатам Помпея луна светила в спину, их фигуры отбрасывали огромные тени. Солдаты Митридата приняли эти тени за мишень и стали метать в них свои стрелы и копья, но удары приходились в пустоту.

Помпей понял ошибку варваров и приказал всем громко кричать во время атаки. Варвары так сильно испугались, что римляне перебили их около десяти тысяч человек и заняли лагерь.

Но где же Митридат? Еще в начале боя Митридат в сопровождении восьмисот рабов пускает свою лошадь вскачь и пробивает брешь в рядах римлян. Правда, пока удалось добраться до задней линии, их осталось всего трое.

Двое из них — это сам Митридат и Гипсикратия, одна из его наложниц, столь смелая и отважная, что царь называл ее не Гипсикратией, а Гипсикратом. В тот день, одетая в персидский костюм, верхом на персидской лошади и с персидским оружием в руке она не покинула царя ни на миг, защищая его, как, впрочем, и он ее.