Имел ли отношение к этим волнениям сам Помпей? Трудно судить об этом. Правда, нельзя отрицать, что только ему одному они принесли определенную выгоду.
На пятые календы марта интеррекс Сервий Сульпиций объявил Помпея единоличным консулом, и тот немедленно взял в свои руки магистратуру. Добравшись до власти, Помпей понял, что для укрепления своего авторитета ему прежде всего необходимо установить согласие и порядок.
Кто же мутил воду? Те, кто требовал суда над Милоном.
На деле Милон был виноват, вернее, обвинен в том, что заставил убить Клодия. Разве не был Клодий римским гражданином? Конечно же, да. Значит, Милона можно было преследовать и наказать в том случае, если бы было доказано, что он виноват; или же оправдать, если бы была доказана его невиновность. Это неоспоримо.
Итак, Помпей решил обвинить Милона, хотя тот был его человеком и три пода назад Помпей сам его к этому подстрекал.
Через три дня после вступления в должность он потребовал сенатского указа, дававшего ему полномочия организовать два чрезвычайных трибунала без последующей апелляции, которые могли бы судить с большей тщательностью и с большей строгостью, чем обычные трибуналы.
Трибун Целий изо всех сил противостоял созданию подобных трибуналов, но Помпей, чувствуя, что имеет на своей стороне тех, кого не волновало, станет он диктатором или нет, и кто только и ждал, чтобы он восстановил порядок в Риме, заявил, что его не интересует позиция трибунов и что, если придется прибегнуть к оружию для защиты Республики, он именно так и поступит.
Бедная Республика! Она, действительно, нуждалась в защите.
Оппозицию трибунов удалось задушить в зародыше с помощью богатых аристократов. Закон, предложенный Помпеем, был принят, были созваны два чрезвычайных трибунала и сформулированы три обвинения против «зачинщиков смуты»: одно, осуждавшее за насилие, под которым подразумевалось убийство Клодия, поджог курии и базилики; второе — против подстрекателей; третье — о подкупе голосов.
Народ избрал Л. Домиция Агенобарба квестором в состав суда, который должен был разбирать дело о насилии и подстрекательстве, а А. Торквата — в состав суда по рассмотрению дела о подкупе голосов.
Самый старший в семье Клодиев, Аппий Клодий, стал обвинителем в процессе о насилии и подстрекательстве.
Вот обвинение, выдвинутое Аппием Клодием:
«Во время третьего консульства Помпея Великого, единоличного консула, на восьмой день апрельских ид перед квесторами Домицием и Торкватом Аппий Клодий объявил, что обвиняет Т. Анния Милона в том, что на третий день февральских календ по его наущению был убит на постоялом дворе по Аппиевой дороге Клодий. Обвинитель, таким образом, требует, чтобы согласно закону Помпея, Т. Анний Милон был приговорен к «лишению воды и огня».
Это означало ссылку. Известно, что римского гражданина нельзя было приговорить к смертной казни.
Домиций задержал Аппия Клодия как обвинителя и Анния Милона как обвиняемого и назначил им явиться перед судьями на шестой день апрельских ид. Таким образом, Милону предоставили десять дней на подготовку к своей защите.
Судебное разбирательство происходило, как обычно, на Форуме, в трибунале претора, находящемся между Виа Сакра и каналом. Оно было назначено на шесть часов утра.
Без преувеличения можно сказать, что с седьмого по восьмое апреля в Риме никто не спал — так запружена была народом площадь, когда из-за Сабинского холма появилось солнце.
На протяжении ночи это море людей поднялось с булыжной мостовой на ступеньки храмов, которые стали напоминать ступени огромного амфитеатра, специально предназначенные для зрителей. Затем с лестниц люди стали забираться повыше, так что вскоре все крыши были заполнены любопытными и напоминали волнующееся под ветром пшеничное поле. Люди расположились на крышах общественной тюрьмы, храмов Фортуны и Конкордии[294], на табулярии[295], на стенах Капитолия, на базилике Павла, на Серебряной базилике, на арке Фабия и даже на Палатинском холме.
Само собой разумеется, что три четверти зрителей не могли ничего услышать в прямом смысле этого слова, но ведь для римлян, как и для современных итальянцев, видеть — это значит слышать.
В шесть с половиной утра глашатай поднялся на трибуну и объявил имена обвинителя и обвиняемого. И почти одновременно появились и тот и другой.
Ропотом сопровождалось появление Милона, и не потому, что он был убийцей Клодия, но потому, что пренебрег общепринятыми правилами — не отпустил ни бороды, ни длинных волос, хотя, что касается волос, они все равно не успели бы вырасти за десять дней. К тому же одет он был в элегантную тогу вместо грязной и рваной, как полагалось в таких случаях. Он вовсе не старался выглядеть, как было принято в Риме, покорным и жалким перед судьями. Друзья и родственники, сопровождавшие его, являли собой полную противоположность: лица печальны, одеты в лохмотья. У Милона было шесть защитников, впереди шел Цицерон.