– Бедная девочка, – с нежностью сказал он. – Я послал за твоей матерью. Скоро она будет здесь.
– Как ты узнал? – спросил с подозрением Планк Бурса.
– От моего кузена Помпония, который сопровождал его в этой поездке, – ответил Аттик. – Их четверых охраняли тридцать рабов, но у Милона людей было впятеро больше. – Он показал на тело товарища. – И вот результат, хотя мой кузен и не видел, как это было. Он только видел, как Биррия метнул копье. Оно вошло в плечо Клодию, но рана была несмертельной. И Клодий настоял, чтобы Помпоний, Скола и Гай Клодий поскакали в Бовиллы за помощью, а сам остался в придорожной таверне. А когда они вернулись, все было кончено. Клодий лежал на дороге голый, с распоротым животом, трактирщик тоже был мертв. Нанятые селяне в испуге сбежали. Товарищи Клодия ударились в панику. Недостойно, конечно, но так уж получилось. Они сочли, что Милон непременно убьет их. Я не знаю, где двое других, но мой кузен добрался с ними до Арриции, а потом прибежал ко мне.
– Неужели никто ничего не видел? – воскликнул сквозь слезы Антоний. – Мне и самому иной раз хотелось стереть Клодия в порошок, но я любил его!
– Кажется, никто, – сказал Аттик. – Это случилось на пустынном отрезке дороги, во владениях Сертия Калла. – Он взял холодную руку Фульвии и принялся осторожно ее растирать. – Дорогая, здесь зябко. Ступай в дом.
– Я должна быть тут, – прошептала она, мерно раскачиваясь и не сводя глаз с мужа. – Он мертв, Аттик! Разве это возможно? Он мертв! Как мне смотреть в глаза детям? Что мне им сказать?
Аттик нашел взглядом Куриона и кивнул ему:
– Твоя мать все скажет им, Фульвия. Ступай отдохни.
Курион поднял ее, повел, и она подчинилась. Прежде строптивая, упрямая, непокорная, она сделалась неожиданно кроткой. На пороге ноги ее подкосились. Аттик подскочил к Куриону, и они вдвоем внесли Фульвию в дом.
Секст Клелий, руководивший бандами Клодия в эти дни, пройдя учебу у Децима Брута, не мог похвастать древностью рода и не входил в состав «Клуба Клодия», однако все знали его. И, пребывая в состоянии ступора, охотно позволили ему взять роль распорядителя на себя.
– Я предлагаю отнести тело Клодия на Форум и положить на ростре, – непререкаемым тоном произнес он. – Весь Рим должен видеть, что сделал Милон с человеком, затмевавшим его, словно солнце луну.
– Но сейчас темно! – возразил невпопад Попликола.
– Не на Форуме. Слух уже пущен, факелы зажжены. Беднота собирается. Эти люди должны знать, что случилось с защитником их неотъемлемых прав!
– Да, – сказал вдруг Антоний и скинул тогу. – Давайте возьмитесь кто-нибудь за шесты в изножье, а я возьмусь с головы.
Децим Брут неутешно рыдал, поэтому к мертвецу поспешили Попликола и Помпей Руф.
– Что с тобой, Бурса? – сердито спросил Антоний, едва удерживая накренившиеся носилки. – Неужели не видишь, что Попликола ниже Руфа? Встань на его место!
Планк Бурса кашлянул:
– Вообще-то, мне надо проведать жену. Она плохо себя чувствовала.
Антоний нахмурился, скаля мелкие ровные зубы:
– Какая еще жена, когда наш друг мертв? Ты что, Бурса, спятил? Живо смени Попликолу. Или узнаешь, каково было Клодию, когда я возьмусь за тебя!
Бурса подчинился.
Слухи действительно уже ширились. По улицам двигались толпы людей с факелами. Они расступались перед носилками, издавая возмущенные восклицания.
– Видите? – громко вскрикивал Клелий. – Видите, что с ним сделал Милон?
Рокот толпы все нарастал и усилился втрое, когда тело Клодия стали спускать с холма. Настоящий атлет, Марк Антоний повернулся, вскинул свой край носилок над головой и так, спиной, пошел по лестнице вниз, не оборачиваясь и ни разу не оступившись. Его рыжеватые кудри пылали в отблесках факелов. Форум притих. Женщины плакали, мужчины стонали.
Через всю площадь носилки пронесли к ростре и выставили на всеобщее обозрение. Клелий обнял за плечи маленького рыдающего старичка.
– Вы все знаете, кто это, так ведь? – громко вопросил он. – Это Луций Декумий! Самый старинный и самый преданный сторонник Клодия, давний его помощник и друг, посредник между ним и бедняками, замечательный гражданин, глава братства перекрестка! – Клелий взял Луция за подбородок и приподнял залитое слезами морщинистое лицо. – Видите, как он горюет? А теперь посмотрите на них!
Он повернулся и указал пальцем на курию Гостилия, дом сената, на чьих ступенях собралась небольшая группа сенаторов: радостно улыбающийся Цицерон, печальные, но не убитые горем Катон, Бибул и Агенобарб, встревоженные Манлий Торкват, Луций Цезарь и параличный Луций Котта.
– Видите их? – кричал Клелий. – Видите предателей Рима? Посмотрите на Марка Туллия Цицерона, он
Клелий, сморгнув, перевел дыхание, а когда вновь взглянул на дом сената, то Цицерона там не обнаружил.