— Отлично, друзья мои, отлично! — отвечал Каскабель. — Вам придется лишь появиться в тот момент, когда я появлюсь на сцене, то есть при развязке!.. Вы войдете со мной и лишь повторяйте то же, что буду делать и я: вращайте пострашнее глазами, размахивайте руками и рычите от бешенства!.. Вы увидите, это совсем не трудно, и я вам гарантирую полный успех!
Потом, подумав немного, добавил:
— Только я думаю, что двух разбойников все-таки мало, — сказал он. — Да, мало!.. Ведь у Фракассара целая шайка. Если бы я мог прибавить к вам еще пять-шесть человек, то эффект был бы полный!.. Не поищете ли вы здесь несколько человек, у которых нет работы и которые не испугались бы бутылки водки и полтинника?
Переглянувшись с Киршевым, Ортик отвечал:
— Это вполне возможно, господин Каскабель. Вчера в кабачке мы познакомились с полудюжиной вполне подходящих молодцов…
— Приведите их, Ортик, приведите вечером, и я даю вам слово, что развязка у нас будет великолепная!
— Хорошо, господин Каскабель.
— Отлично, друзья мои!.. Нет, какое представление мы преподнесем публике!.. Надеюсь, она останется довольна!
Но как только матросы вышли, Каскабеля охватил такой приступ смеха, что пояс его не выдержал и лопнул. Корнелия испугалась.
— Что с тобой, Цезарь? После еды вредно так смеяться, — говорила она.
— Я?.. Смеюсь?.. Что с тобой, моя милая?.. Мне не до смеха!.. Мне плакать хочется!.. Подумать только, что уже час, а месье Серж все еще не вернулся!.. И он не будет участвовать в представлении и показывать фокусы!.. Какая неудача!..
Корнелия взялась опять за костюмы, а он вышел, говоря, что у него есть еще кое-какие дела.
Представление должно было начаться в четыре часа. Это позволяло сэкономить на освещении, которое в цирке отсутствовало. К тому же Наполеона обладала прекрасным цветом лица, да и Корнелия настолько «сохранилась», что не боялась дневного света.
Можно себе представить, какой фурор произвела афиша Каскабеля! Помимо этого Гвоздик целый час ходил по улицам с барабаном, извлекая из него самые невероятные звуки. Не только Пермь, но вся Россия могла подняться на ноги!
Час спустя перед цирком стояла толпа народа. Приехали посмотреть на заезжую труппу губернатор с семьей, несколько чиновников, офицеры местного гарнизона, несколько крупных коммерсантов, торговцы, прибывшие на ярмарку и, наконец, громадное количество других зрителей.
У дверей цирка играл оркестр: Сандр, Наполеона, Гвоздик и Корнелия играли на корнет-а-пистоне, тромбоне, барабане. Музыка была, если не особенно стройная, то, во всяком случае, громкая.
Каскабель громко зазывал публику, довольно чисто выговаривая по-русски:
— Входите!.. Входите, messieurs et mesdames!.. Плата сорок копеек за место!.. Места ненумерованные!.. Входите!..
Как только «messieurs et mesdames» заняли места на скамейках цирка, оркестр замолк, и артисты ушли выполнять программу представления.
Первое отделение прошло отлично. Наполеона танцевала на проволоке, Сандр превзошел себя в разных прыжках и акробатических упражнениях; собаки, обезьяна и попугай, супруги Каскабель в своих парфорсных[53] упражнениях — все имели колоссальный успех. Достались аплодисменты и на долю Жана, хотя опытному глазу было бы заметно, что рука его не так тверда, и глаз не так верен, как следовало бы, но публика ничего не заметила.
Человеческая пирамида произвела впечатление, и публика заставила ее повторить.
Сам Каскабель был неподражаемо весел, любезен, говорлив. Он представлял своих артистов публике, просил быть снисходительными и не скупиться на аплодисменты, и вообще покорил все сердца. Еще ни разу до сих пор этот достойный артист не показывал так наглядно, насколько энергичный человек может взять себя в руки и не дать заметить, что у него на душе. Честь семьи Каскабель была спасена. Это имя русские долго будут вспоминать с восторгом и уважением.
Но если публика следила с интересом за первым отделением программы, то второе она ждала с нетерпением. В антракте только об этом и говорили.
По прошествии десяти минут, которые позволили публике освежиться, все возвратились на свои места. Цирк был битком набит.
Час тому назад Ортик и Киршев вернулись, приведя с собою шесть статистов. Конечно, это были их прежние товарищи, с которыми они встретились в ущелье Урала.
Каскабель внимательно осмотрел своих новых актеров.
— Ничего, — сказал он. — Хотя лица их добродушны, и вид у них честный, так что, пожалуй, для выполнения ролей разбойников они и не подходят, но с помощью взъерошенных париков и каких-нибудь ужасных бород я им придам должный вид.
Так как сам Каскабель появлялся лишь в конце пьесы, то у него было достаточно времени, чтобы приготовить новых рекрутов, одеть их, причесать и вообще сделать из них настоящих разбойников.
Наконец Гвоздик постучал три раза.
Обыкновенно после этих стуков в театре поднимается занавес при заключительных аккордах оркестра. Но здесь занавеса не было, потому что в цирке его не бывает.