Цезарь Каскабель

Когда туземцы ходят пешком, то подвязывают к ногам лыжи, на которых пробегают громадные расстояния и через проливы, между островами архипелага, и на материк, через тундру.

В отношении оружия они сильно уступают эскимосам Северной Америки. Весь их арсенал состоит из луков и стрел. Для рыбной ловли у них существуют гарпуны для китов и невода, которыми они ловят тюленей. Для борьбы с моржами у них есть копья и ножи, но охота на этих свирепых животных очень опасна.

Самый страшный зверь, встречи с которым они ужасно боятся, — это белый медведь. Морозы и голод иногда загоняют его в деревушки архипелага. Но, надо сказать правду, туземцы не бегут перед этим свирепым врагом, как он ни ужасен — с ножом в руке они решительно бросаются на него, и чаще всего победа бывает на их стороне.

Семейство Каскабель не раз видело такие схватки, видело как медведь, ранив нескольких человек, падал сам, сраженный многочисленными ударами.

Все племя сбегалось тогда, и в деревне был праздник. Мясо делили, причем, конечно, лучшие куски доставались Чу-Чуку, а остальное делилось между его смиренными подданными. Пир продолжался долго, причем он служил поводом к повальному пьянству. Пьют туземцы нечто вроде настойки из молодых ростков ивы и кислого сока брусники и морошки, которые они собирают в немногие теплые недели летнего сезона.

Белые медведи не часто встречаются на островах архипелага, да и охота на них очень опасна, так что питаются туземцы почти одной олениной. Из замерзшей крови этих животных туземки приготовляют нечто вроде супа, один вид которого возбуждал отвращение у путешественников.

Олени легко переносят полярные зимы и добывают себе пищу из-под толстого слоя снега. Кроме того, за летнее время туземцы запасают громадное количество корма для оленей, которые водятся в Новой Сибири тысячами.

— Тысячи оленей!.. А нам и двадцати было бы вполне достаточно, — ворчал Каскабель, задумавшийся над вопросом, каким образом они заменят своих погибших лошадей.

Кстати, надо заметить, что жители архипелага Ляхова не только идолопоклонники, но и в высшей степени суеверны. Самым рьяным фанатиком был Чу-Чук.

Каждый день Чу-Чук отправлялся в храм, или, скорее, священное место, которое называлось «Ворспюк», то есть молитвенная пещера. В глубине пещеры, высеченной в скале, стояли в ряд несколько идолов, вернее — просто размалеванных столбов, перед которыми туземцы по очереди падали ниц. Чужестранцам не только не запрещали подходить близко к Ворспюку, но даже приглашали их зайти внутрь. Поэтому Сергей Васильевич и его спутники могли удовлетворить свое любопытство, посетив храм новосибирских туземцев.

Наверху у каждого из столбов была намалевана какая-нибудь образина с птичьим клювом, с круглыми красными глазами и с рогами. Суеверные идолопоклонники приходили сюда, падали ниц перед этими чудовищами и молились, прислонив ухо к столбу, в полной уверенности, что идол ответит на их мольбу. И хотя божок ни разу никому ничего не ответил, все-таки каждый уходил с уверенностью, что слышал ответ — и ответ, конечно, такой именно, какой хотел бы иметь. Когда дело шло о каком-нибудь новом налоге, который Чу-Чук хотел навязать своим подданным, то этот плут шел к идолам испрашивать их совета, и никому из подданных и в голову не приходило усомниться в приказании небесных жителей.

Раз в неделю у них происходило нечто вроде религиозной церемонии, и все туземцы собирались в Ворспюк. Ни мороз, ни метель не могли остановить это паломничество. Все шли туда за своим вождем. Это было очень торжественное шествие, особенно теперь. Туземцы напяливали на себя вещи, украденные в повозке, украшались разными полинявшими трико и юбками, касками, перьями и при этом немилосердно дули в корнет-а-пистон и в тромбон, извлекая из них самые невероятные звуки, а оба барабана — маленький и турецкий — дополняли этот оркестр. Что это была за музыка!

Вот когда Каскабель не стеснялся! Он буквально рычал от злобы.

Как! Эти канальи таскают его костюмы, рискуют расстроить тромбон? Сломать корнет-а-пистон, продырявить барабан!..

— Канальи!.. Канальи!.. — кричал он не своим голосом, и Сергею Васильевичу стоило большого труда его успокоить.

В конце концов такое положение вещей стало пугать путешественников. Все изнервничались. А дни за днями тянулись страшно медленно.

Так как упражняться было невозможно, то Каскабель побаивался, как бы его труппа не «заржавела». Но все-таки время проходило не без пользы, так как Сергей Васильевич не прекращал своих назидательных бесед.