Цезарь в тесте

— Погоди, погоди, — сказала я Константину, пытаясь согласовать новые факты. — Муре сделалось плохо, хозяин налил ей минералки. Но та повалилась, так и не выпив её. Так кто же кого хотел отравить? И где был яд — в бутылке или бокале?

— По-видимому, в бокале, так как из той посудины потом еще пили. А затем её выбросили.

— Бокал был Желтухиной, — начала рассуждать я. — Она ещё возмущалась, что Труфанов хотел напоить девушку из ее посуды. Значит, отравить хотели Иду. И тут два варианта. Либо это Мура, и она сознательно уничтожила ядовитую воду с тарой, либо кто-то другой, а Бог отвёл от неё смерть.

— Молодец! — удивился майор. — Растёшь, Евстолья. Только дилетанты не сомневаются, они всегда уверены и безаппеляционны. Вот Труфанов, тот не колебался. Сразу решил, что Мура — засланный казачок. Только кого она хотела отравить? Может, всю их честную кампанию, а он помешал. И возмущенный хозяин набросился на Изжогина: «Ты кого приволок в мой дом?! Да твою Мурку надо задушить, как кошку!» И, вырвав у ошеломлённого компаньона её координаты, помчался вершить самосуд.

Муру он разыскал на работе и уединился с ней в кабинете директора. Бизнесмен усадил перепуганную девицу в кресло и, приблизившись к ней вплотную, ядовито-ласково прошипел в лицо:

— Признавайся, падло, кто тебя подослал отравить мою семью и друзей?!

Мура пыталась отнекиваться, но Труфанов так образно и красочно обрисовал её ближайшее будущее, что она обмякла, внутренне сдавшись. А потом безбоязно посмотрела ему в глаза и тихо спросила:

— Коля, ты меня не узнаёшь? Я — сестра твоей любимой.

— А! — воскликнула я. — Всё теперь понятно! Я летала в Пермь и там выяснила прошлое Николая Труфанова. У него была девушка Люба, кстати, беременная от него. Они катались на лодке, перевернулись, и она утонула. А Николая обвиняли в преднамеренном убийстве. Но потом оправдали. И теперь её младшая сестра выросла и приехала в Москву отомстить за поруганную честь Любаши.

— Во, даёт, «Пердимонокль»! — восхитился Сухожилин. — Да тебе, Сторупор, только свидетелем в суде выступать. Из тебя же фантазия струёй бьёт! Как после молока с огурцами. По типу — «Я свидетель, а что случилось?». Не суетись. Поспешишь — получишь шиш! Это про тебя поговорка. Слушай дальше.

Николай Степанович внимательно вгляделся в миловидное лицо модели, покрытое слоями макияжа. И действительно, что-то до боли знакомое было в нём.

— Я, точнее, её бывший брат, — подсказала Мура.

— Ничего не понятно! — возмутилась одна я, хотя, думаю, и все тоже ни хрена не понимали.

А Константин, этот изощрённый издеватель, продолжал, как ни в чём ни бывало:

— Труфанов застыл в недоумении, а потом его вдруг осенило: «Кон-драт?! Ты — братик-Кондратик?!

— Да, — покивала головой сестра-брат. — Я — Кондрат Мурашкин, но сейчас — Мура Кондрашкина.

— Мура — пропавший Наташин брат?! — Я была в ступоре и смотрела на Сухожилина стеклянными глазами.

Майор, вдоволь налюбовавшись моим видом, снисходительно кивнул и продолжил рассказ.

ГЛАВА 25

Вот уж кому не повезло в жизни, так именно ей, нынешней Муре. Причём, с самого что ни на есть начала. Не известно, кто там что напутал в небесной канцелярии, но она родилась… мальчиком. Со всеми присущими ему атрибутами. Она, девочка, со складом характера, образом мысли, психологией и поведением чисто женскими волею злого рока была облачена в мужское тело! В бесполом детстве это ещё не имело принципиального значения. Но когда в организм мощным потоком хлынули гормоны, душа и тело взвыли от негодования. Кондрата буквально разрывало на части. Ему хотелось одного, но бдительное око общества, сама жизнь принуждала делать другое, противное этому. И постоянно вставал и мучил вопрос: «Кто я? Почему я?».

А с сестрой Наташей у них были тёплые, нежные отношения. Только она одна хорошо понимала его, наверное, потому, что самой пришлось не сладко в жизни. Наталья называла его ласково — братик-Кондратик.