Тшай планета приключений.

Трое друзей устроились на песке. Над Рейтом мерцало звездами хрустально-прозрачное небо пустыни. Прямо в зените сияло созвездие Клари — где-то в нем затерялась тусклая искра, неразличимая без телескопа, земное Солнце. Приведется ли ему снова увидеть Землю? Настанет ли ночь, когда он будет лежать — вот так, лицом к безоблачному небу, пытаясь различить в созвездии Арго невидимое янтарное солнце, Карину 4269, и ее бурую планету, Тшай?

Внимание Рейта привлек отблеск света в аэромобиле — поднявшись, он заглянул внутрь и обнаружил горящую чуть искривленными оранжевыми линиями координатную сетку на экране радара.

Через пять минут экран погас. Озябший Рейт не мог избавиться от смутного ощущения затравленности и безнадежности.

Утреннее солнце всходило над каменистой плоскостью в необычно ясном, прозрачном небе — каждый бугорок, каждый кусочек щебня отбрасывал длинную резкую тень. Подняв аэромобиль в воздух, Аначо держался поближе к земле — он тоже заметил появившийся ночью отблеск оранжевого света. Пустыня становилась менее безжизненной, появились отдельные поросли пригнувшихся карликовых дымчатых деревьев, за ними — редкий лес черного древовидного кустарника, перемежающийся окаменевшими дюнами, поросшими пузырчаткой.

Долетев до Первого моря, Аначо круто повернул на запад, вдоль берега. Под воздушным катером то и дело проносились поселки — беспорядочно сгрудившиеся хижины из землистобурого кирпича с коническими черными чугунными крышами. Неподалеку от каждого поселка неизменно росла плотная группа гигантских деревьев-дайанов — Аначо называл их «священными рощами». В темные воды моря, как высохшие членистые каркасы многоножек, тянулись шаткие причалы. На берегу рядами сушились сдвоенные лодки-катамараны из черного дерева. Рассматривая селения в сканоскоп, Рейт различил мужчин и женщин с горчично-желтой кожей, в длинных черных халатах и высоких черных шапках — они недружелюбно провожали глазами аэромобиль.

«Хоры, — пояснил Аначо. — Странный, скрытный народ. Ночью они не такие, как днем. По крайней мере, так говорят. У каждого хора две души: одна вселяется с рассветом, другая — после захода солнца. В одном теле живут две личности. По этому поводу рассказывают весьма любопытные истории». Аначо протянул руку вперед: «Взгляни туда, где берег становится заливом в устье реки».

Рейт увидел одну из уже привычных рощ дайанов и хаотическое скопление зеленовато-коричневых хижин с черными железными крышами. Дорога, выходившая с небольшого двора между хижинами, удалялась по волнистым холмам на юг, к Карабасу.

Аначо сказал: «Перед вами — священная роща хоров, где, по слухам, происходит обмен душ. Дальше — конечная станция караванов и дорога на Мауст. Я опасаюсь лететь дальше — здесь мы должны приземлиться и ехать в Мауст подобно большинству остальных искателей цехинов. В любом случае не следует привлекать к себе внимание».

«Когда мы вернемся, катер еще будет здесь?»

Аначо показал вниз, на залив: «Смотрите, сколько лодок стоят на якоре».

Разглядывая гавань в сканоскоп, Рейт насчитал не меньше четырех дюжин самых разнообразных лодок и катеров.

«На этих лодках старатели прибывают в Хорай из Коада и Хедаджи, с Низменных островов, с берегов Второго и Третьего морей. Если владелец возвращается из Карабаса в течение года, он забирает свою лодку и плывет домой. Если владелец задерживается больше года, лодка становится собственностью хозяев гавани. Думаю, мы сможем договориться с хорами на тех же условиях».

Рейт не возражал. Аэромобиль стал спускаться к берегу.

«Помните, — предупредил Аначо, — о чрезвычайной вспыльчивости хоров! Не говорите с ними без необходимости, не обращайте на них внимания. Если нет возможности избежать разговора, обходитесь минимальным количеством слов — хоры считают болтливость преступным извращением. Не стойте с наветренной стороны от хора, если он рядом. По возможности, старайтесь также не находиться точно с подветренной стороны — обе позиции воспринимаются как символические проявления враждебности. Никак не реагируйте на присутствие женщин и не смотрите на детей — хоры станут подозревать вас в намерении навести порчу. Самое главное — не приближайтесь к священной роще, полностью ее игнорируйте. Хоры вооружены железными дротиками и бросают их с поразительной силой и меткостью. Короче говоря, они опасны».

«Надеюсь, что ничего не забуду», — проворчал Рейт.

Аэромобиль приземлился на сухой прибрежной гальке. К машине сразу подбежал высокий изможденный человек в хлопающей на ветру просторной блузе из грубого бурого сукна, с морщинистой коричневой кожей, глубоко запавшими глазами, острым горбатым носом: «Вы куда — в Карабас? В зону страха и смерти?»

Рейт с опаской ответил: «Таковы наши намерения».

«Продайте воздушный катер! Четыре раза я проникал в Зону, переползая от камня к камню — теперь у меня есть цехины. Продайте машину! Мне нужно вернуться на Холангар».

«К сожалению, машина нам понадобится по возвращении», — сказал Рейт.

«Я предлагаю цехины — смотрите, пурпурные цехины!»