Тшай планета приключений.

Не обращая внимания на останки фунга, выжившие зеленые часчи тут же навьючили пожитки, оседлали скакунов и через пять минут скрылись в темноте. Голова фунга одиноко предавалась размышлениям в отсветах пламени.

Какое-то время Рейт и его спутники провели, сидя на корточках у обрыва и глядя в ночную степь. Траз и Аначо опять спорили о природе фунгов. Траз утверждал, что фунги появляются на свет в результате неестественного совокупления пнумекинов с трупами пнуме: «Семя развивается и растет в гниющей плоти, как древесный червь в трухлявом пне. В конце концов кожа рвется, и из трупа вылезает молодой фунг, похожий на лысого ночегонча».

«Вздор, детский лепет! — с безмятежным снисхождением отвечал Аначо. — Несомненно, они размножаются так же, как пнуме — процесс сам по себе поразительный, если верить тому, что я слышал».

Траз, заносчивостью не уступавший дирдирмену, холодно возражал: «Ты говоришь с такой уверенностью, будто сам участвовал в процессе. Приходилось ли тебе видеть двоих фунгов вместе или фунга, охраняющего детеныша?» Траз презрительно выпятил губу: «Нет! Они живут порознь, отшельниками — безумие не позволяет им плодиться!»

Аначо покачал пальцем нравоучительно поднятой руки: «Пнуме тоже почти никогда не встречаются группами, их и поодиночке-то редко увидишь. Тем не менее, они преуспевают, размножаясь своим достопримечательным способом. Поспешные обобщения рискованны. На самом деле мы практически ничего не знаем ни о фунгах, ни о пнуме, хотя давно уже заселили их планету».

Достаточно рассудительный, чтобы признать убедительность логики Аначо, Траз был слишком горд, чтобы отказаться от своей точки зрения, и ограничился нечленораздельным ворчанием. Аначо, в свою очередь, не показывал, что придает какое-то значение достигнутому кратковременному преимуществу. Рейт подумал, что со временем эти двое, может быть, даже научатся ладить друг с другом.

Утром Аначо снова возился с двигателем, пока остальные ждали, стуча зубами — с севера налетали порывы ледяного ветра. Траз угрюмо предсказал дождь. Небо стало постепенно затягиваться сплошной пеленой, с вершин северных холмов пополз туман.

Наконец уставший дирдирмен с отвращением бросил инструменты: «Я сделал все, что мог. Можно лететь, но контакты снова перегорят, и довольно скоро».

«Сколько, по-твоему, они продержатся? — спросил Рейт, замечая, что Йилин-Йилан повернулась к ним и прислушивается. — Дотянем до Катта?»

Аначо прихлопнул ладонями, быстро перебирая пальцами — забыв, что дирдирская жестикуляция непостижима для его спутников: «До Катта, по запланированному маршруту? Не выйдет. Двигатель разваливается на глазах».

Йилин-Йилан опустила глаза и отвернулась, ломая руки.

«Повернув на юг, мы могли бы долететь до Коада на проливе Дван-Жер, — продолжал Аначо, — а оттуда переплыть Драшад на корабле. Такой путь значительно дольше, но в конце концов позволит добраться до Катта».

«Как видно, у нас нет выбора», — сказал Рейт.

2

Некоторое время они летели на юг вдоль широкой реки Набиги над самой водой — в этом режиме пневмореактивные подъемники аэропарома подвергались наименьшей нагрузке. Набига плавной дугой повернула к западу, отделяя Мертвую степь от Аманской. Продолжая путь на юг, паром летел над негостеприимной страной сумрачных лесов, трясин и болотистых лугов. Уже через день под ними снова расстилалась степь. Вскоре они заметили далекий караван — вереницу фургонов на высоких колесах, громоздких домов на подводах. В другой раз им повстречался отряд кочевников с красными оперенными амулетами на плечах. Кочевники бешено скакали по степи наперерез и долго не прекращали погоню, но мало-помалу отстали.

Ближе к вечеру воздушный паром мучительно медленно перевалил через беспорядочное скопление холмов с бурыми и черными склонами. Управляемый Рейтом дряхлый летательный аппарат нырял и рыскал, черная коробка издавала зловещий кашель, днище почти задевало за вершины черных древовидных папоротников. Проскользнув над хребтом на высоте человеческого роста, паром внезапно оказался посреди стойбища пляшущих, скачущих существ в развевающихся белых мантиях — по всей видимости, людей. Увертываясь и падая на землю, прыгуны негодующе вопили, а напоследок дали залп из мушкетов. Паром избежал попадания только благодаря случайно блуждающей траектории полета.

Всю ночь путники летели над дремучим лесом. Наутро они смогли рассмотреть его — сплошной ковер черных, зеленых и коричневых полос, развернувшийся до горизонта. Траз объявил, что Аманская степь кончилась, и под ними теперь леса Большого Дадуза. Аначо снисходительно настаивал на том, что Аманская степь продолжается, и в подтверждение демонстрировал карту, указывая длинным белым пальцем на топографические обозначения.

Сердитое широкое лицо Траза упрямо хмурилось: «Это леса Большого Дадуза — дважды, будучи вождем-Онмале, я водил сюда крутов[4] собирать целебные и красильные травы!»