Тщательно отшлепанная (ЛП)

Рука Гарри слегка напряглась, выдав его ответ.

— Да. Особенно после смерти мамы. — Он пожал плечами. — Николас часто бывал здесь. Его родовое поместье находится не так далеко. Но это было не то же самое, что иметь брата или сестру, живущих в доме.

— В детстве это место привело бы меня в ужас. Мое безумное воображение придумало бы столько призраков, которые бродили по коридорам.

Гарри указал на одну из комнат. Она была открыта, и в ней убиралась женщина.

— Я верил, что в этой комнате под кроватью живет бугимен. — Когда мы подошли к площадке, которая расходилась на два коридора, он указал на тот, по которому мы, слава Богу, не собирались идти. — А по этому коридору бродит седая дама. Просто плывет по нему во всех своих одеждах шестнадцатого века, оплакивая свою потерянную любовь, и ждет момента, чтобы выхватить детей из их кроваток и утащить.

— Господи, Гарри. Мне еще спать здесь сегодня!

Он рассмеялся.

— Зайди в любой старый дом в Англии, и я гарантирую, что там найдется множество историй о седовласых леди и солдатах, погибших в бою, защищая местного лорда, и вернувшихся за местью. — Он пожал плечами. — Я никогда не видел ни одного.

Что-то дернуло меня за хвост, и я, вскрикнув от неожиданности, повернула голову, но увидела, что Гарри убрал свободную руку назад.

— Придурок, — пробормотала я, на всякий случай оглядевшись вокруг.

— Напыщенный мудак, Фейт. По крайней мере, обращайся ко мне по имени.

— Ты прав. Как я могла забыть.

— Сюда, — сказал Гарри, войдя в первую комнату. Большие кремовые двойные двери встретили нас. — Самая большая комната во всем доме. — Гарри открыл двери, и мой рот раскрылся, когда перед глазами предстала огромная комната-галерея, доверху заполненная фотографиями, картинами маслом и статуями. — Галерея. В ней все герцоги, которые здесь жили раньше. Их жены и дети.

— И их собаки? — спросила я, увидев грандиозную картину с царственно выглядевшим волкодавом.

— Некоторые из моих предков очень сильно любили своих собак. — Гарри подвел меня к картине, на которой был изображен высокий красивый мужчина в красном плаще и бриджах. Он серьезно смотрел на художника. Вообще, все позы герцогов были практически идентичны. — Самый первый герцог в нашем роду.

— Он немного похож на тебя, — сказала я, проходя мимо других портретов. Женщины были красивы и одеты в изысканные платья.

Мы остановились перед герцогом со светло-русыми волосами.

— Он вызвал скандал в XIX веке, — сказал Гарри.

— Почему? Он не любил чай? — я поморщилась.

— Слава Богу, нет, ничего такого страшного, — сказал Гарри с ужасом в голосе. И ухмыльнулся. — Он сбежал с горничной своей жены.

— Нет, — сказала я, уставившись на мужчину на фотографии.

— Любовь, — сказал Гарри, в его голосе прозвучал намек на восхищение. — Он влюбился в нее. Более чем. Он был совершенно очарован ею. Достаточно много лет. И однажды сбежал с ней.

— Что случилось?

— Его брат нашел его в Брайтоне и привез домой.

— Он потерял любовь всей своей жизни?

— Нет. — Гарри рассмеялся над моим растерянным выражением лица. — Он поселил ее в гостевом доме и прожил с ней остаток своих дней.

— Э-э-э…? Что?

— Это был девятнадцатый век, Фейт. Он был герцогом и, откровенно говоря, мог делать все, что ему заблагорассудится.

— Его бедная жена.

Гарри кивнул.

— Но это самая распространенная история о мужчинах, да и о женщинах тоже, которых заставляют жениться по расчету, а не по любви.

Между нами и портретом герцога, отдавшего свое сердце крестьянке, повисло молчание.

— Неужели… — я перевела дыхание. — Есть ли шанс, что когда-нибудь это можно будет изменить? — я поморщилась, ненавидя себя за то, что вообще затронула эту тему. Мне нравилось проводить время с Гарри этим утром, видеть его мир. Я не хотела это портить. Но…

— Я думаю, да, — сказал он, прервав мои мысли. Он засунул руки в карманы. — Мне кажется, впервые появилась надежда.

Надежда. Да, подумала я. Именно надежда сейчас мчалась по моим венам со скоростью сто километров в час.

Я двинулась к следующему портрету, Гарри шел рядом со мной. Я прошла мимо Кинга, выглядевшего привлекательно в молодости. Затем…

— Твоя мама. — Красивая, высокая, стройная женщина позировала у окна для своего портрета. Ее темно-каштановые волосы были уложены в прическу. На Элейн Огюст-Синклер были длинные белые перчатки и фиолетовое платье, а глаза у нее были лазурно-голубые, как у Гарри. — Она прекрасна, — сказала я, и тут мои глаза наполнились слезами. Одна скатилась по моей щеке. Я почувствовала потерю, боль, что ее нет рядом. Ради Гарри, даже ради Кинга, но также и ради себя. Я бы с удовольствием встретилась с ней.

Гарри смахнул мои слезы большими пальцами. Затем я перешла к следующей фотографии и не смогла удержаться от улыбки. Мои легкие сжались, сердце заколотилось, и я засмотрелась на красивого виконта, стоящего передо мной. Рядом со мной.