Тщеславный (ЛП)

– Хорошо, – сказал я, недурно изображая нерешительность. – Это огромная честь, и я должен сказать, что возможность передать свой опыт службы Империуму немало меня искушает. Но я не считаю себя вправе принять такое решение, не обсудив это с лордом-генералом. Мы долго служили вместе, и я не могу забыть о нём.

– Я не ожидал меньшего, – отозвался Мэвин, явно решив, что убедил меня, и может позволить себе показать снисходительность. – Я буду ждать вашего ответа.

– Я сообщу вам его завтра, – сказал я. – Сегодня я приглашён на ужин к лорду-генералу, а как вы сказали, медлить не стоит.

Лицо Мэвина снова исказилось в ещё одной предполагаемой улыбке.

– Тогда до завтра, – сказал он.

ГЛАВА 2

Я видел Коронус с орбиты так часто, что перестал обращать на него внимание, но сегодня вечером пейзаж, открывавшийся в иллюминаторе челнока, что вёз меня на праздничный ужин к лорду-генералу на флагман, показался мне по-новому восхитительным. Мы с Живаном уже несколько десятилетий были друзьями, насколько таковыми могут стать комиссар и лорд-генерал, и встречались при каждом случае, а возможность садиться за ним за обеденный стол или партию в регицид я считал одним из главных преимуществ своей службы при штабе – если не считать того, что здесь в меня куда реже стреляли.

Должен сказать, Коронус Прайм не был особенно живописен – планету почти целиком посвятили нуждам её вечно меняющихся гостей, которые, едва успев сделать тут передышку, возвращались в бесконечный вихрь войны, что представляет собой жизнь имперского гвардейца. Большая часть дневной стороны была покрыта пылью от постоянно взлетающих и прибывающих челноков и десантных кораблей, что покрывали поверхность, и без того усеянную всевозможными базами^[11]. Ночное же полушарие было окутано мягким светом множества люминаторов – лишь несколько тёмных пятен указывали на пустынные участки планеты, отведённые для тренировок и боевых стрельб. Сегодня я был зачарован открывшимся пейзажем и мягкими оттенками, которых совершенно не замечал раньше.

Иными словами, я был в удивительно хорошем настроении, что было для меня незнакомо и немного пугающе. Прожив столько лет с ощущением неминуемой смерти и едва избежав её множество раз, я чувствовал, что моё нынешнее состояние слишком хорошо, чтобы быть правдой, – как я ни пытался, я не мог заглушить ноющий голосок в голове, который твердил, что рано или поздно случится что-то ужасное.

И, конечно, я был прав, хотя даже в самых пессимистичных предположениях не доходил до того, каким пласталевым тазом всё может накрыться.^[x1]

Первым намёком на неприятности стал лаконичный голос диспетчера с «Морского оркестра»^[12], чьи отзвуки я слышал в комм-бусине.^[x2] В силу старой привычки и нелюбви к сюрпризам, я слушал переговоры, и что-то в вокс-обмене вызвало слабое покалывание у меня в ладонях.

– Челнок два-семь-дюжина^[x3], скорректируйте курс на одну целую три десятых градуса по Х, ноль целых четыре десятых по Z, – я не был знатоком трёхмерной навигации, но что-то подсказывало мне, что это довольно значительное изменение для такого короткого расстояния – мы были всего в нескольких километрах от корабля, а в мои прошлые визиты пилот-сервитор держался проложенного курса как костяшка на счётах.

Пеняя на свою чрезмерную осторожность, несмотря на то, что та спасала мою жизнь десятилетиями и позволяла выйти из почти смертельных передряг, я встал и прошёл в кабину пилота, почти по лодыжку утопая в ковре, которым был выстлан пол. Одно из преимуществ того, что вашими игрушками служат почти все вооружённые силы Милитарум в Восточном рукаве^[13], заключается в том, что вы можете жить намного комфортнее простого пехотинца, и Живан хорошо это понимал (хотя в молодости он навидался достаточно грязи, так что я не завидовал роскоши, которой лорд-генерал окружал себя сейчас, – тем более, что он щедро делился ею со мной). Его личный челнок был обставлен не хуже, чем у среднего планетарного губернатора, но с большим вкусом – практичные переборки были скрыты за резными деревянными панелями (и целым рядом графинов с горячительным и иных средств скрасить утомительное путешествие) с лакированными аквилами и изображениями самых воинственных святых.

Когда я добрался до иконы Императора, за которой скрывался проход на лётную палубу, диспетчер заговорил снова – у него был спокойный и уравновешенный голос, как будто он пытался скрыть нарастающую тревогу.

– Два-семь-дюжина, скорректируйте курс немедленно. Приём.

– Курс утверждён, траектория обычная, – бесстрастно ответил пилот-сервитор с присущим их племени механическим упрямством.

Такая беседа не могла меня успокоить – я толкнул дверь плечом, ворвался в кабину, рухнул на место второго пилота рядом с тем, что было занято смесью плоти и металла, отвечавшей за полёт. Сервитор не обратил за меня никакого внимания – золотые пальцы недвижимо лежали на кафедре управления.

– Челнок два-семь-дюжина, повторяю, скорректируйте курс на одну целую три десятых градуса по Х, ноль целых четыре десятых по Z. Немедленно.