Цианид по-турецки

— Рэйчел… Сначала я просто хотел покончить с собой. Я думал, что ее по моей наводке убил Циклоп. Но потом инспектор сказал, что он все отрицает. Если он действительно не убивал Рэйчел, то выходит так, что я тоже не причастен к ее смерти. Но тогда кто же ее убил? Нет, у этой девочки не могло быть врагов. Она считала, что зла не существует. Просто человек иногда заблуждается… Возможно, это повлияло на выбор ею профессии. Ее убийство совершенно бессмысленно. Я не знаю, кто ее убил, и не знаю зачем. Я все думаю об этом. Вы знаете, что мы собирались пожениться?

— Да, Стенли.

— Может быть, вам покажется это странным, но в уголовном мире такое иногда случается. Вы же знаете, что я отсидел полтора года за соучастие в ограблении банка? — я кивнула, и он продолжал. — Я был еще девятнадцатилетним мальчишкой, связался с одной компанией, наркотики и все такое… Нужны были деньги. Вот меня и подбили. Я был новичок, и меня поставили стоять на стреме. Копы выросли как из-под земли. Нас всех повязали. Мне дали два года, но за примерное поведение срок скостили. Кое-кто подумал, что я подсадная утка. Да и в тюрьме, если бы Одноглазый не заступился, меня бы просто сожрали живьем. Короче говоря, есть люди, имеющие на меня зуб. Может кто-то из них затеял поквитаться со мной и выбрал самое уязвимое место — мою невесту.

— Мне вовсе не кажется странным ваше предположение, Стенли.

— Не знаю. Но никто из моих старых дружков ни разу не давал о себе знать. Я не получал никаких угроз от них. После тюрьмы я устроился автомехаником в гараж и вел тихий образ жизни. Мне казалось, что со старым покончено, меня с ним ничто больше не связывает, но видно, я поторопился…

— Можете ли вы назвать этих людей, я имею в виду тех, кто по-вашему хотел бы отомстить вам.

Стенли назвал три имени, и я их прилежно записала.

Я поблагодарила Стенли за беседу и, снова помявшись, пожелала ему удачи.

Уже подходя к дверям, я решилась на еще один вопрос.

— Скажите, Стенли, вы не жалеете о том, что сделали?

— Жалею… Но что теперь об этом говорить?

Инспектор Майлс занялся «друзьями» Стенли. У двоих из трех имелось железное алиби в виде железных решеток на окнах их тюрем, где они отбывали честно заработанные сроки. О третьем никаких данных в полиции не было. Инспектор изучил список участников пуримшпиля, но даже бин Ладен не вызвал подозрений.

Визит к Стенли оказался не слишком продолжительным, и у меня осталось время на поездку в университет.

На медицинском факультете я легко отыскала кафедру психологии и встретилась с научным руководителем Рэйчел профессором О’Коннором.

Высокий, с непропорционально узкими плечами, моложавый профессор был остановлен мною в коридоре у входа на кафедру. Он взглянул на часы, извинился, что может уделить мне лишь пятнадцать минут, десять из которых он потратил на лекцию о научной деятельности Рэйчел в области когнитивной психологии.

Профессор выпрямил длинные, плотно сжатые пальцы и, как бы пытаясь разделаться с воображаемыми оппонентами, самозабвенно разрубал воздух в районе моего носа. Его речь плавно выливалась на меня, и не существовало сил, способных остановить эту фантасмагорическую лекцию. Я стояла по стойке смирно, вжавшись в стену коридора, и, как завороженная, глазами кролика следила за руками профессора.

Мне казалось, что я участвую в неком психологическом эксперименте по исследованию влияния магических пассов на когнитивные способности человека. Эксперимент явно давал отрицательные результаты: из десятиминутного спича профессора у меня отложилось лишь то, что с уходом из жизни Рэйчел мировая наука, сама того не подозревая, понесла невосполнимую потерю. Можно без преувеличения сказать, что пара-тройка фундаментальных открытий в области когнитивной психологии произойдут на несколько лет позже. Профессор долго и подробно излагал суть этих открытий, но его пассы не позволили мне вникнуть в них. Я так и не поняла, почему эти открытия не сделаны до сих пор, раз профессору О’Коннору все о них известно.

Профессор пребывал в абсолютном убеждении, что Рэйчел ждала серьезная научная карьера. Также он дал высокую оценку ее моральным качествам и особо отметил гражданское самосознание Рэйчел: она одной из первых записалась в отряд волонтеров и приняла активное участие в оказании помощи жертвам недавнего урагана в Нью-Орлеане.

Оставшиеся пять минут профессор отвел под ответы на вопросы. Опасаясь за сохранность своего носа, я отважилась лишь на один. Профессор с готовностью перечислил подруг Рэйчел: Рут Голдстайн, Эмма Киршенфельд и Патрисия Киркпатрик и был настолько любезен, что указал мне на огромный рыжий шар в толпе студентов. Этим шаром при ближайшем рассмотрении оказалась голова Эммы Киршенфельд.

Стог жестких вьющихся рыжих волос венчал пухлое веснушчатое полудетское личико Эммы, но больше всего меня поразил парень, с которым она беседовала на весьма высоких тонах. Я узнала его даже сквозь так не шедшую ему маску презрения. Вот так встреча! Что же здесь делает Энтони де Сильва?