В общем, между нами не было никакого родства, и едва ли хоть кто-то воспротивился бы нашему союзу. К тому же, мы с Элли разделили бы власть, а мой дядя тем самым не потерял бы влияние после моего назначения на высший пост. Да, у него в руках всё равно не осталось бы той власти, которой он обладал, будучи временным исполнителем обязанностей Губернатора, но он сохранил бы хоть какую-то его часть… В общем, у меня были десятки доводов, но главным из них было то, что я люблю его дочь больше жизни…
Я помню, как Элли желала мне удачи перед тем, как я полный решимости и крайне оптимистичных предчувствий вошёл в кабинет Губернатора… И ещё лучше я помню, как покинул его кабинет, молча пройдя мимо Элли, не найдя в себе смелости даже заглянуть ей в глаза…
С тех пор всё пошло к чертям: я отказался от Губернаторского поста, вернулся в родительское имение, стал пить. Я занялся детективной практикой и был в этом хорош, всё же меня натаскивали во Дворце и натаскивали куда усерднее, чем кого-либо ещё… Но я занимался расследованиями лишь для того, чтобы заработать денег на очередной месяц беспробудного пьянства. Вот и сейчас я взялся за работу, и прекрасно знал, чем займусь, как только её выполню…
Я попытался отогнать от себя любые мысли, связанные с Элли. Для этого мне пришлось осушить ещё пол бутылки спирта и несколько часов слушать истории старика о том, каким прекрасным был этот мир до того, как всё покатилось к чёртовой матери. Он рассказывал о нём с теплотой и любовью ровно до тех пор, когда история переходила к той части, в которой люди снова начали молиться богам.
В какой-то момент он заметил, что я начал клевать носом, и предложил поменяться местами, чтобы я мог поспать. Сам он, по его словам, не любил мягких матрасов и предпочитал спать на голом полу.
Я лежал на диване, глаза мои были закрыты, а истории старика звучали словно странная монотонная колыбельная… Находясь в пьяном полудрёме, перед тем как окончательно отключиться, я вдруг спросил:
— Ведь это вы использовали этот Дар-проклятье, да?
— Да, — тихо признался старик…
Глава девятая. Сын Губернатора
Глава девятая. Сын Губернатора
***
Человек стоял на коленях у покосившегося деревянного надгробья. На нём было небрежно высечено имя его матери, которое кто-то перечеркнул и подписал сверху другое: «грязная крыса». Были тут и другие надписи, криво выцарапанные, очевидно, гораздо позже имени: «жила шлюхой и умерла шлюхой», «потаскуха», «тут лежит девка, продававшая себя за деньги», «гори в аду — бог не возносит шлюх»…
— За что они сделали это с тобой? — тихо спросил человек, обращаясь к надгробью. — Ты никогда не делала зла никому из них… Ты была доброй, была терпеливой, но они убили тебя… Убили ни за что, просто потому что ты отказалась ублажать толпу пьяниц… И даже лишив тебя жизни, они не оставили тебя в покое: приходили сюда, плевали на твою могилу, говорили злые слова, писали злые слова… Отец не пришёл и к тебе. Он не спас тебя, а я был слишком далеко… Я ничуть не лучше его. Прости меня, мама… Никого я не любил так сильно, как любил тебя, но я оставил тебя одну тогда, когда был нужен тебе более всего, так же, как когда-то оставил тебя мой отец…
Человек поднялся на ноги, и посмотрев ещё какое-то время на надгробье, развернулся и побрёл прочь. Он спустился с холма и вошёл в город, состоящий преимущественно из одноэтажных, сложенных из камня и покрытых соломой, смешанной с глиной, домов. Тут и там лежали мёртвые тела, покрытые жуткими волдырями, стояли телеги полные мертвецов. Над городом стоял приторный гнилостный смрад и тишина, разбавляемая лишь шебуршанием и писком крыс, в огромном количестве снующих между тел и пожирающих их…
Человек шёл по городу с безразличным, совершенно пустым взглядом. Внезапно из двери одного из домов, покачиваясь, вышла женщина. Она была очень худой, а бледное, даже синеватое, лицо покрывали гнойные волдыри. Увидев человека, женщина потянула к нему руки и неровным шагом пошла в его сторону.
— Гелион, — прошептала она слабым хриплым голосом…
Сделав ещё несколько шагов, она, окончательно потеряв силы, стала падать, но человек успел подхватить её. Он поднял её на руки и внёс обратно в дом.
На полу, на соломенной кровати, лежали двое детей, изуродованных жуткими волдырями — оба они были мертвы. Человек пронёс женщину в дальний конец помещения, положил на кровать, а сам, пододвинув табуретку, сел рядом.
— Гелион, — снова повторила женщина, приоткрыв глаза и увидев сидевшего рядом человека. — Такое с…странное имя…