Цифрономикон

И сейчас она была ближе, чем когда-либо. Ножки, обтянутые до умопомрачения узкими джинсами, раскинуты – одна почти выставлена в окно, другая опирается на спинку переднего сиденья рядом с подголовником. Обе босые. На правой ниже обреза штанины виднеется краешек татуировки. Как знал образованный Димочка Фраерман, то была целая сценка из босховского «Сада земных наслаждений». Не больше и не меньше. Но его интересовал не плагиат неведомого татуировщика, а уникальный результат генетического бильярда. Идеальные пальчики подрагивали и поддразнивали его в такт музыке, звучавшей в салоне, – в данную минуту это была Дана Гиллеспи. Фраерман дорого дал бы за то, чтобы поцеловать каждый из них и чтобы это понравилось Кристи. Ключевое слово – частица «бы». Ему нечего было предложить этой цыпочке (тем более «дорогого»), даже если предположить на секунду, что он мог заинтересовать ее как мужчина. Димочке оставалось проглотить слюну и ответить так, чтобы голос не дрожал. Хрипло и мужественно.

– Какая-то хрень с этим навигатором.

– Твоя идея.

Возразить нечего, чистая правда. Кристи было, в общем-то, плевать, чья идея, но иногда она открывала рот просто от скуки. Как сейчас. От скуки и от жары. Жара стояла изнурительная, а кондиционер в ее «лексусе» почему-то не работал. На вопрос Димочки она только небрежно пожала плечами. Поток горячего воздуха раздувал ее черные волосы, превращая их в подобие извивающихся блестящих змей. Одуреть можно, как выразился бы Фраерман. Легкий вызов в ее тоне объяснялся, конечно, тем, что навигатор был куплен им всего двадцать минут назад. Взамен того, который сдох так некстати.

Вернувшись мыслями в недалекое прошлое, Димочка перебирал свои ощущения. Теперь-то ясно, что плохих предзнаменований и даже прямых предупреждений было полно. Но он им не внял. Как говорится, получите и распишитесь.

Мамочка считала его гением, не приспособленным к этой жестокой жизни, и, пока была жива, всячески оберегала свое чадо от реальных и воображаемых опасностей. Так что до двадцати семи лет ему жилось неплохо. Выпустился из университета с дипломом мехмата и был вставлен кем-то из мамочкиных знакомых в одряхлевшую научно-исследовательскую контору, где ему гарантировались большие амбиции и несоразмерная амбициям зарплата. А потом мамочка умерла от рака (папочки никогда не было в его жизни, если не считать скромного взноса в виде Того Самого Сперматозоида), и Димочка оказался один на один с реальностью. И что же? Мамочка таки была права.

Кто он на сегодняшний день? Лузер, ничтожество, жалкое недоразумение, растрачивающее время впустую и не научившееся жить. Прошло всего шесть лет после ее смерти, и за это время он успел сменить четыре места работы. Каждое последующее имело статус ниже предыдущего. И до чего же он докатился? Теперь он числился мальчиком на побегушках в сомнительной конторе (без юридического адреса, зато с веб-сайтом), торгующей услугами стриптизерш и стриптизеров. Если бы мамочка знала, как низко он пал, она скончалась бы от сердечного приступа. Иногда Димочку посещала кощунственная мысль: как хорошо, что она не дожила до этого позора. Но одновременно он чувствовал и кое-что другое, запретное, а оттого еще более манящее: свободу, мать ее. Вожделенную свободу. С которой он не знал, что делать. Но которая пьянила его и порой внушала дурацкие фантазии. И дурацкую любовь.

В Кристи он втрескался сразу же, едва увидел ее. В его любви не было ничего романтического или, боже упаси, истерического. Да, он сильно хотел ее, но ему было не впервой иметь несбыточные желания, и он давно привык к тому, что не получает того, чего хочет, и никогда не станет тем, кем хотел бы стать. Кто превратил его стимулы в его же прижизненные надгробия? Возможно, мамочкина любовь, а возможно, он сам. У него никогда не хватало духу окончательно разобраться со всей этой постфрейдистской хренью. Кто знает, на что наткнешься, если пойдешь в своих раскопках до конца? То-то и оно.

Димочка довольствовался односторонней страстью. Воспринимаемый исключительно как обслуживающий персонал, он сделался чем-то вроде необходимого предмета обстановки для большинства «девочек», в том числе и для Кристи. Он мог наблюдать всё, что связано с их работой и бытом, изнутри, с расстояния и с подробностями, которые, пожалуй, и не снились бы ему, окажись он чьим-нибудь любовником. Его не стеснялись, ему доверяли, но только в мелочах, потому что он был исполнительным и пунктуальным. Его впускали в свою жизнь, как впускают слуг или сантехников – поковыряться в дерьме и устранить протечку, но не более. Его ласково называли Димочкой, как славного домашнего песика, а он в долгу не оставался и вилял хвостиком именно тогда, когда от него этого ждали.

Но с Кристи он, к своему огорчению, виделся сравнительно редко. У нее была своя тачка, а кроме того, она считалась элитной исполнительницей, и обычно ее сопровождали двое здоровенных гомосеков, беззаветно любивших друг друга и строго профессионально следивших за соблюдением священного правила стриптиза «руками не трогать».