Цифровое золото: невероятная история Биткойна

В официальном документе Сатоши, опубликованном три месяца спустя, были ссылки на два других проекта – b-money и hashcash, – но не на работу Ника. Для человека, который усердно работал над таким важным проектом, как bitgold, Ник вел себя подозрительно тихо. Еще более странно то, что в своих постах 2008 года о bitgold Ник изменил ряд дат, чтобы казалось, что сообщения были опубликованы после публикации документа о Биткойне, а не до.

Незадолго до собрания на озере Тахо блогер с псевдонимом “SkyeGrey” опубликовал две убедительные статьи, в которых сравнивал доступные в Интернете письма Ника с письмами Сатоши и делал вывод, что сходство в их стиле и выборе слов едва ли были случайными. Например, и Ник, и Сатоши неоднократно писали “of course” без выделения запятыми и использовали слово “timestamp” в качестве глагола. На то, что Ник – это Сатоши, указывали и менее важные детали, такие как сходство их инициалов.

В кратком письме Ник опроверг эти предположения, но поиски Сатоши не прекратились, и на собрании в доме Морхэда гости в узком кругу тихо делились фразами Ника, которые им случайно удалось подслушать. Ник согласился посетить эту конференцию лишь потому, что несколькими месяцами ранее он присоединился к малоизвестному криптовалютному стартапу Vaurum. Этот стартап из Пало-Альто (который находился всего в паре кварталов от офиса Венсеса Касареса) практически не общался с прессой и занимался внебиржевой покупкой и продажей крупных сумм в биткойнах. Предполагалось, что Ник займется в Vaurum работой над так называемыми смарт-контрактами – программами, которые позволяют регистрировать в блокчейне права собственности и их передачу с помощью закрытых ключей. Ник больше десяти лет занимался смарт-контрактами и стал ведущим экспертом по ним. О чем-то подобном писал и Сатоши, но он считал, что эти передовые способы использования блокчейна станут возможны только после того, как Биткойн наберет достаточный вес в финансовом мире.

Одного взгляда на Ника было достаточно, чтобы сказать, что большую часть времени он пребывает в мире собственных идей. Он явился на собрание биткойн-элиты в старых джинсах и фланелевой рубашке. Стоптанные черные кроссовки Ника выглядели так, как если бы их приобрели еще во времена DigiCash, а неизменно растрепанные волосы выглядели прямо как тонзура монаха.

В Тахо Ник не торопился присоединиться к какой-либо из групп и игнорировал взгляды, намекавшие на желание начать беседу. На его бородатом лице постоянно блуждала неопределенная ухмылка. Большинство других участников поглядывали на него издалека, дожидаясь, когда он сам захочет раскрыться. Наконец, в пятницу перед ужином, когда рядом с ним кто-то заговорил о предполагаемой личности Сатоши, Ник воспользовался возможностью развеять некоторые слухи и заблуждения.

“Позвольте мне прояснить ситуацию, – сказал он ледяным голосом. – Я не Сатоши и не университетский профессор. На самом деле я никогда ничего нигде не преподавал. Почему об этом пишут в СМИ, я не знаю”.

“Честно говоря, я тоже подумал, что вы типичный профессор”, – заметил со смехом трейдер из Нью-Йорка, стоявший рядом с Ником.

Ник пояснил, что он действительно использует почтовый адрес Университета Джорджа Вашингтона, но лишь потому, что когда-то очень давно посещал там юридическую школу. Он оплатил это обучение, продав опционы, которые получил за разработку систем безопасности. Ник вернулся к учебе отчасти потому, что популярное среди либертарианцев и криптоанархистов рыночное мировоззрение казалось ему наивным. Сабо считал, что в обществе есть много “протоколов”, помимо рынков, например юридическая система, которая во многом регламентирует работу рынков. До недавнего времени эти интересы были для Ника не более чем хобби, но теперь ситуация изменилась.

“Криптовалютная экономика выросла достаточно, чтобы я мог заработать в ней себе на пропитание”, – сказал он с довольной ухмылкой.

Когда гости отправились обедать, Ник объяснил, что его необычное пересечение интересов сложилось под влиянием отца, который прибыл в США после участия в венгерской революции 1956 года, подавленной Советским Союзом.

“Наша семья довольно бунтарская, – сказал он, – Чтобы получить настоящую свободу для творчества, нужно уметь нарушать правила”.

Никакими другими подробностями своей личной жизни Ник не поделился – ему нравилось рассуждать об устройстве мира, а не о себе. За обедом из уважения и вежливости никто больше не затрагивал слухи о Нике, но воспоминания о публикации в Newsweek были еще слишком свежи, так что за столом сами собой начались разговоры об истоках Биткойна.

“Разве никто не допускает мысль, что Биткойн могло создать АНБ?” – спросил тот самый трейдер из Нью-Йорка, который говорил с Ником перед обедом.