Цифровой минимализм. Фокус и осознанность в шумном мире

По мнению Винчестера, это было «пророческое откровение» для несостоявшегося художника, который сразу же осознал возможности электронного общения^{3}. По прибытии в Нью-Йорк он бросился в свою студию, чтобы начать эксперименты, необходимые для практической реализации такой обманчиво простой идеи, родившейся на «Салли». Двенадцать долгих лет спустя, в мае 1844 года, Морзе установил свой первый телеграфный ключ на столе в зале Верховного суда США в окружении небольшой группы влиятельных чиновников. Электрический провод с реле усиления сигнала, расположенными через равные промежутки, связывал Морзе с его помощником и коллегой-изобретателем Альфредом Вейлом, который находился в сорока милях — на железнодорожной станции за пределами Балтимора.

Волнующие минуты демонстрации изобретения! Все, что требовалось, — передать первое в истории сообщение. Вспомнив о предложении дочери патентного комиссара, который поддерживал инновации Морзе, он обратился к известной библейской фразе: «Чудны дела Твои, Господи».

Как отмечает Винчестер, эти слова, когда их рассматривают вне контекста, «представляют очень простое заявление — утверждение веры Сэмюэля Морзе»^{4}. Но в контексте истории технологий его преемники будут считать их «знаменательным эпиграфом эпохи перемен, которая началась с невообразимой скоростью и имела невообразимые последствия».

Люди улучшали свой мир с помощью изобретений еще до начала летописной истории человечества. Но, как пишет Винчестер, в инновациях в области электронного общения есть нечто, делающее их «еще более таинственными, чем все, что было прежде»^{5}. Механические «чудеса» соответствуют нашему физическому пониманию мира. Они запечатлены в наших мозгах благодаря миллионам лет эволюции. Движение паровоза по рельсам может внушать благоговение, но его легко представить: огонь создает пар, который толкает поршни, из-за чего поезд едет вперед.

С телеграфными сообщениями, телефонными звонками, электронной почтой или сообщениями в социальных сетях дело обстоит иначе. Нашего восприятия не хватает, чтобы «увидеть» течение электрического тока и другие сложные элементы, которые его контролируют, а концепция двусторонней связи между людьми, находящимися не в непосредственной близости, совершенно чужда истории нашего вида. Люди всегда пытались представить последствия революции в области электронных коммуникаций, начатой Сэмюэлем Морзе, но сейчас нам приходится разбираться со всем этим post factum.

Как отмечалось в предыдущей главе, Генри Дэвид Торо отреагировал на телеграфный бум, последовавший за изобретением Морзе в 1844 году, с долей непонимания: почему мы так стремились наладить телеграфную связь между штатами Мэн и Техас, но даже не задумывались, почему именно эти два штата должны быть связаны в первую очередь? Это относится и к нашему времени социальных сетей и смартфонов. Сначала Facebook, затем iPhone. Постоянное общение и связь — поддерживаемые загадочными, почти магическими инновациями в области радио и оптоволокна, — охватили нашу культуру еще до того, как у кого-то хватило ума оглянуться в прошлое и вновь задать фундаментальный вопрос Торо: «Для чего?»

Результат — общество, оставленное в растерянности из-за непредвиденных последствий. Мы охотно принимали то, что предлагала нам Кремниевая долина, но вскоре поняли, что при этом непреднамеренно причинили ущерб нашей человечности.

Именно поэтому настало время цифрового минимализма. Эта философия призвана защитить человека от чуждой ему искусственности электронного общения и научить его пользоваться всеми чудесами, которые на самом деле могут предоставить эти новшества (оказывается, Мэн и Техас могли обменяться полезной информацией), не позволяя их таинственной природе подрывать наше стремление жить осмысленной и полной жизнью.

* * *

Конечно, перед цифровым минимализмом стоит грандиозная миссия, но реализация этой идеи в значительной степени тренирует прагматичность. Цифровые минималисты рассматривают новые технологии как инструменты достижения того, что для них ценно, а не как саму ценность. Они не считают, что небольшая выгода может оправдывать полное поглощение внимания приложениями. Они заинтересованы в применении всяких новшеств только в конкретных случаях, когда из этого можно извлечь серьезную пользу. Не менее важно и то, что они спокойно пропускают мимо себя все остальное.

Однако я хочу подчеркнуть, что переход к такому образу жизни может оказаться довольно сложным. Многие из минималистов, которых я интервьюировал, рассказывали о случаях, когда технологии брали над ними верх. Но это нормально. Принятие цифрового минимализма — не разовый акт, который завершается на следующий день после цифровой уборки. Он требует постоянного участия.