Честно глядя в глаза потихоньку звереющему ментату, я рассказал всё, интриги, война, любовные похождения, разграбление сокровищницы скреббера.
—…да эти, вообще отмороженные, в Пекло вшестером ходят, элиту фармят, прикинь! Это они у меня яйцо скреббера купили, вырастили… А Поскребуша тот, без смазки в задницу к Большому Элу залез и взорвал его изнутри. Такая жопа была! Всё в мясе и говне…
— Всё, — не выдержал ментат. — Вот твоя гостевая карта, — брызгая слюной, протянул мне кусок белого пластика со штрихами. — Проваливай, трепло.
Пожав плечами, я направился на выход.
— Погоди, я же ещё про Борисычей не рассказал, старые бр…
— Вали отсюда, — взорвался тот, обхватив руками голову.
Перенапрягся что ли? Да, не важно уже! Пряча ехидную улыбку, я вышел. У меня теперь есть верный способ обойти местный детектор лжи. И я же ни разу не соврал!
Машина ждала там, где и обещал Разный. Сидели, изнывая от разных видов чесотки, все кроме Копирки, того почему-то не было.
— Быстро ты! Как прошёл? — спросил командир.
Странный вопрос, если б не прошёл, то и не пришёл бы!
— Да нормально вроде, нервный он какой-то, выгнал меня и вот эту штуку дал, — показал пластиковую карточку.
— Выгнал? А к кому ты попал?
— Маленький такой, квадратный…
— Кубик⁉ Странно, он обычно как вцепиться и битый час мурыжит… Ну и ладно! Мы тут твоё барахло собрали.
Я посмотрел на стол, тот был завален оружием и боеприпасами. К ментату ходил само собой всё оставил. Два Стечкина, один пистолет Ярыгина, два автомата деда и мой, РГ-6, два охотничьих ножа и куча боеприпасов. Много это хорошо. Но как тащить? На помощь пришёл Боцман.
— Гнома барыге сдашь?
Я кивнул. Штука хорошая, даже элиту осаживает! Но шум и тяжесть боезапаса… Как говорил Клепан: Ходи мышкой!
— Оставлю Вал, два пистолета и нож, — подытожил я.
Тут и у Башкирина глаза загорелись, он попытался прорваться к столу, но куда там, Облом с Боцманом, заняли круговую оборону.
— Эй, эй! Мне тоже надо! — у низкорослого Башкирина не было шансов.
— Ну-ка цыц басота, отошли все! — нисколько не сомневаясь в исполнении приказа, Разный посмотрел на меня. — Я на глаз прикинул, самый щедрый барыга даст тебе за это, эм… тридцать горошин, а продаст за шестьдесят! Давай сэкономим время и деньги, даю тридцать пять!
— По рукам, — легко согласился я. Пожал крепкую ладонь, получил расчёт.
По-быстрому собрался. Пообещав, что вечером буду в баре «Слёзы Стикса», я отправился в одноимённую гостиницу.
И что у меня в планах? Заселиться, отмыться!
Я стал ловить себя на мысли, что уже не воспринимаю это тело чужим, если пользуешься как своим, брезгливость отходит на задний план.
Дары потихоньку проявляются. Утром я почувствовал, что в пространственном кармане стало свободнее, немедленно это исправил, добавив ещё одну горошину. Понятно, темп роста так себе, очень нескоро, я смогу прятать более весомые вещи. Но прогресс, как говориться на лицо и радует.
С этими мыслями, я и добрался до нужного места. Обычная пятиэтажка напомнила мне общагу пединститута, бессонные ночи… Даже пожарная лестница на торце здания, была подрезана до второго этажа, наверное, чтоб кобели, типа меня, не лазили.
Пропустив парочку поддатых рейдеров, я вошёл в здание, а там меня ждал сюрприз. Весь первый этаж занимал бар столовка, люди ели и тут же пили. Пахло, кстати, не только старой блевотиной, проклёвывался запах борща и, наверное, пюре с котлетами.
Проглотив слюни, я поискал глазами лестничный марш. Сначала надо заселиться.
— Чего хотел, болезный? Бесплатного жилья нет! И дешёвого тоже!
Так не ласково меня встретил, толи вахтёр, толи администратор. Пузатый мужичок, сидя за стойкой, наворачивал консервированные персики и заодно болтал.
— Комнату с удобствами, на пару дней, — выдавил я.
— Остался только пентхаус, восемь споранов в сутки, — ложка гремела о консерву, по подбородку стекал сок.
Не кисло. Вспомнил как выглядит общага снаружи.
— На крыше что ли?
— Пятый, это пентхаус! Деревенский что ли?
— Восемь плюс восемь и того за два дня получается десять, верно я считаю?
Мужик подавился, начал надрывно кашлять. Вот не зря говорят: «когда я ем, я глух и нем».
— Ни хрена неправильно! — прохрипел он. — Пятнадцать и харэ торговаться, не на базаре!
— Так я же свежак, это мой первый стаб, значит положена скидка! Одиннадцать.
— Если ты свежак, то я глава стаба, никаких скидок! Четырнадцать, — опять взялся за персики.
— Плохо тебя мама с папой воспитали, не умеешь с людьми ладить, человек с дороги, уставший, а ты, пользуясь служебным положением, дерёшь с него три шкуры! Не стыдно? Двенадцать!
— Моя мама честная давалка, а папа капитан дальнего плаванья и мне не стыдно… Нашёлся тут моралист. Короче тринадцать и всё!
Всё так всё. Развлёкся, сэкономил. А мужик врёт, стыдно ему.
— Вот, — вытерев руки о рубашку, кинул на стол ключ с биркой. — Пятьдесят девятая… И не вздумай там тир устраивать!
Поднимаясь наверх, слушал тихое бормотанье мужика.
— Моралист м…я, поживи тут с моё…