Поскольку в наше время реализуемый трансгуманистический проект уже начал проявлять свою тоталитаристскую сущность, Песков попытался отмежеваться от его наиболее радикальных исполнителей и заверить своих адептов, что возможен его «гуманный» вариант, который и может предложить Россия: «Движение трансгуманистов евангелизировало сверхчеловека, но ни разу честно о нём не говорило. Китай показывает, что развитие генетики и геймификации создаёт новый неизбежный тоталитаризм. Мне лично жить в мире победившей НТИ (которую само АСИ и разрабатывало —
Мир переходит от технологического оптимизма к реваншу гуманитариев, и в 20-е годы «логос должен нанести ответный удар». Песков призывает Россию к более хитрой технологической стратегии, которая должна заключаться в концентрации на новых продуктах и новых рынках, на которых она сумеет заработать.
И здесь Песков совершает очень хитрый ход. Поскольку форсайтеры не могли не почувствовать то глубинное сопротивление, которое оказывается у нас трансгуманистическим проектам, они решили действовать в соответствии с принципом: «кто нам мешает, тот нам и поможет».
Сравнив тексты Троцкого с текстами Питера Диамандиса из Университета Сингулярности и назвав идеологию сингулярности «радикальным марксизмом XXI века», он указал: «Идеологии неизбежно сливаются с технологиями, технологии — с религиями. Адская смесь всего этого и технологической сингулярности порождает технологическую эсхатологию… И мы видим, как эта тема, которая ещё год назад была табуирована, вырвалась на поверхность. И если пять лет назад о ней говорили только священники РПЦ и отдельные маргиналы, то сегодня то же самое говорит Хокинг[102], который до этого технологическую сингулярность проповедовал. Мы наблюдаем жесточайший идеологический разворот».
Реагируя на этот «идеологический разворот», Песков рисует новую перспективу для России, пытаясь соединить несоединимое — цифровой проект с православием:
«Мы будем искать решения не в борьбе лириков и физиков, а в поисках лиричных физиков, в создании поколения фундаментальных инженеров, которые смогут опираться на фундаментальные свойства природы и переводить их в быструю цифру а быструю цифру — в быстрый прототип и продажи. Именно здесь наше конкурентное преимущество. Мы хотим ввести понятие русских фундаментальных технологий (Russian Fundamentals) — как того, что объединяет нашу науку, нашу идеологию и в каком-то смысле нашу религию… Для этого нам нужно преодолеть барьер между технологическими инноваторами (на понтах, с айфонами и связями в Долине), и теми, кто после работы идёт не смузи пить, а в ближайший храм. Думаю, наше будущее — в модели, которую мы когда-то в 2013 г. на форсайт-пароходе по пути на Валаам назвали так: суровым северным русским православным стартапом. С некоторыми ключевыми характеристиками: на вере и нейротехнологиях, через GnP (напомню, это наш метод, который переводится как говно и палки) к звёздам, на тяге к Родине, то есть на правильно понимаемой идее патриотизма».
Это, в действительности, классический пример нейролингвистического программирования или сектантской методики «обволакивания любовью». Укравшие у нас Родину пытаются сыграть на «тяге к Родине», чтобы встроить нас в ту нишу цифрового трансгуманистического проекта, в которой мы будем для них максимально полезны.
Завершил Песков тем, что опять же призвал к достижению новых высот: «Мы понимаем, что, чтобы собрать эту штуку, нам придётся работать не с существующими социальными институтами и с институтами развития, потому что они представляют из себя мёртвые структуры…, а на сборке новых социальных институтов с нуля, на базовых нормах и рамках, которые формулируются очень просто: когда успех приходит в случае, если ты либо делаешь лучше всех в мире, либо учишься у лучших и если у тебя есть независимая оценка результата. Независимая оценка результата — это тогда, когда тебя оценивают не твои друзья-коллеги и члены совета директоров, а капитализация на открытом рынке».