Цифровой журнал «Компьютерра» № 189

«Интернет вещей», Internet of Things, концепция очень давняя. Давняя по меркам мира информационных технологий, конечно. Предложена она была ещё в прошлом тысячелетии, в 1999-м. Но вот в этом году произошло весьма важное, хоть и незаметное событие. Дело в том, что, по прогнозу известной аналитической фирмы J’son & Partners Consulting, в 2013 году ёмкость рынка интернета вещей в натуральном выражении составит 14,3 млрд устройств. Поясним, почему мы оперируем прогнозом, говоря о настоящем. Дело в том, что статистическим данным присуща неопределённость в степени не намного меньшей, чем миру «Копенгагенской интерпретации» квантовой механики. Любые данные поступают аналитикам с ограниченной точностью. Как бы оперативно их ни пытались подавать — идёшь ужинать, а по ступенькам административного здания бодренько бежит лишённый ужина начальник облстатистики: столица затребовала с губернатора какие-то цифры — они всегда запаздывают.

Так что мы вынуждены иметь дело с экстраполяциями, точность которых ограничена методом, созданным на основании прошлых данных, в которые тоже могли вкрасться ошибки. Тем не менее можно с довольно высокой степенью уверенности говорить о том, что именно в этом году Сеть окончательно — и, вероятно, навсегда — стала Сетью Вещей, а не Сетью Людей. Людей-то на планете сколько? Где-то за семь миллиардов, вроде число тоже известно с не слишком высокой точностью… А подключённых к Сети устройств больше вдвое. На порядок. Пусть на порядок двоичный, а не десятичный — но именно он ведь и является базовым и для последователей Лейбница с его монадами, и для мира информационных технологий.

_{Рост населения «интернета вещей», согласно данным J’son & Partners Consulting.}

Причём если мы посмотрим на график роста населения планеты, то увидим, что оно будет увеличиваться куда медленней, чем кремниевое население Сети. Ведь большая часть человечества в наше время живёт в городах, а вырастить ребёнка в городе, в условиях товарной экономики, когда за всё надо платить, несопоставимо сложнее, чем в пребывающей в натуральном государстве деревне. (Посмотрим на синенькую линию Европы, давно прошедшей этот переход.) Где отныне — и впервые в истории — проживает меньшинство человечества. А вот наштамповать автономных интернет-устройств урбанистической информационной экономике проблем не составляет.

_{Рост белкового населения планеты — потенциальных интернет-пользователей.}

Ну, попробуем соотнести данные J’son & Partners Consulting со здравым смыслом, Common Sense философов-прагматиков. Кто там в квартире в интернете живёт? Десктоп. Сетевое хранилище. Ноутбук и нетбук. Планшет. Смартфон. Три электронных книжки — пять, шесть и десять дюймов — но они там гостьи редкие. Телевизор. Пара медиаплееров, обслуживающих старые телевизоры, без встроенного Wi-Fi и даже без воспроизведения с USB. Впечатляюще получается…

Да, конечно, это не характерно для большинства населения страны, но, полагаю, для значительной части аудитории «Компьютерры» редкостью не будет. И многие добавит еще какие-нибудь устройства. Ну, например сеть камер для интернет-наблюдения за детьми и домашними питомцами…

Ну и двукратный отрыв кремниевых сетевых жителей от всего населения планеты можно считать надёжным верстовым камнем на пути «интернета вещей». Представляется, что он надёжнее отражает суть дела, чем отмеченный аналитиками Cisco период с 2008 по 2009 год, когда электронных сетян стало больше, чем живых. Очень удобно, что и Cisco, и J’son взяли на себя подобный труд, — а то ведь уже и не вспомнишь, в какой момент кухонные жители — холодильник, СВЧ-печка, кухонный комбайн — обзавелись процессорами и дисплеями, сменившими на них старые электромеханические органы управления…

_{Структура «интернета вещей».}

Причём структура населения Вещевой Сети прекрасно коррелирует и с занятиями белкового населения первого мира. Кого там больше всего (27%)? Да конечно же, RFID-меток. Тех самых, для которых и предложили в 1999 году Internet of Things. Ведь Кевин Эштон (Kevin Ashton), британец из Массачусетского технологического института, представил его руководству глобального мыловара Procter & Gamble Co. (впрочем, мыловаром был Гэмбл, Проктор служил воплощённой мечтой отца Фёдора: он владел свечным заводиком) как средство оптимизации логистических структур. А логистика в той или иной форме — это именно то, чем занимаются очень и очень многие окружающие. И сфера эта имеет тенденцию расти: сверхвысокие производственные мощности позволяют производить всё нужное планете в немногих местах. Откуда оно уже растаскивается к потребителю. И естественно, что оптимизация такого занятия — очень и очень неплохой бизнес. Учитывая нынешние цены на горючее и принимая во внимание стоимость живого труда в первом мире.