Цифровой журнал «Компьютерра» № 202

Понимание, что такой подход ущербен и должен бы включать как минимум ещё одну составляющую — ту самую, от которой большинство сторонников постулата «информация должна быть свободной» стыдливо отворачиваются, — так вот, понимание этого приходит крайне редко. Составляющая эта — нравственная, и случай с работами Сэлинджера даёт возможность оценить её во всей полноте.

Джером Сэлинджер — американский писатель, родившийся сразу после Первой мировой войны, прошедший Вторую, ставший свидетелем всех прелестей и гадостей ушедшего столетия и даже успевший вкусить века нынешнего, поскольку скончался совсем недавно, в 2010-м. Если вы хоть раз брали в руки его книги, то, конечно, знаете, в чём подвох, а для нечитавших поясню: он знаменит двумя вещами. Во-первых, книгой «Над пропастью во ржи», ставшей одним из символов второй половины XX столетия и оказавшей, как говорят, огромное влияние на мировую культуру. Вкратце: речь о зреющем в подростке отвращении к фальшивому, прогнившему обществу, но выраженном столь тонко и вместе с тем агрессивно, что было время, книгу натурально запрещали, усматривая в ней подстрекательство к бунту.

С нею же связана и вторая вещь, которая сделала Сэлинджера знаменитым. Став к моменту публикации «Над пропастью...» (1951) признанным мастером пера, он замыкается в себе. В следующие десять лет публикуется едва ли полдюжины его рассказов, а с середины 60-х он перестаёт издаваться вовсе — и проводит остаток жизни (полвека!) в своём доме, лишь изредка напоминая, что ещё жив, через своих юристов, которые пресекали попытки аутсайдеров заработать на его имени.

Что заставило его прервать контакты с миром? Эта загадка не разгадана до сих пор. Кто-то полагает, что Сэлинджер писал не ради славы или денег, так что попросту не желал, чтобы его отвлекали. Другие сомневаются в его психическом здоровье: мол, кидался из одной религии в другую, заставил жену бросить учёбу ради себя любимого, не пускал к малолетней дочери докторов по религиозным соображениям, и т. д., и т. п.

Так или иначе, именно с полувековым уединением связана третья замечательная вещь, которая сейчас и обсуждается СМИ. Сэлинджер перестал издаваться, но вот писать, судя по всему, не прекратил. Неизвестные завершённые работы и черновики отчасти остаются у его наследников, отчасти же переданы на хранение в библиотеки вузов США. И те и другие связаны условием не публиковать тексты ещё какое-то время после смерти автора. Слух об этом ходил и раньше (наследники комментировать отказывались), но на днях он получил официальное подтверждение. Как оказалось, часть материалов действительно хранится в библиотеках университетов Принстона и Техаса, причём доступ к ним хотя и сильно ограничен, но не закрыт: университеты обязались не воспроизводить принятые на хранение работы до 2060 года, а посетители подписывают «обязательство о неразглашении», согласно которому не должны цитировать прочитанное вне библиотечных стен.

Вот отсюда, видимо, и «утащили» три ранее не публиковавшихся рассказа (по другой версии, кто-то сделал скан редкого нелегального издания 1999 года, вышедшего тиражом в несколько десятков копий и недавно всплывшего на eBay). Два из них («Paula», «Birthday Boy») представляют собой скорее заготовки, нежели завершённые произведения, третий — «Океан, полный шаров для боулинга» — завершён и повествует о событиях, предшествовавших «Над пропастью во ржи». Сорок страниц, умещенные в 80-мегабайтный PDF, были выложены на популярный торрент-трекер, откуда и разлетелись по Сети. Если интересно, файл можно легко получить и сейчас, ищите «Three Stories by J. D. Salinger».

Официальная позиция хранителей уже известна: они считают, что был совершён противозаконный акт. Правообладатели (наследники и, возможно, издатели, с которыми работал Сэлинджер) могли бы подсчитать упущенную выгоду и затребовать её с человека, который изготовил PDF-файл. Суд наверняка встал бы на сторону истцов, поскольку при жизни Сэлинджер выиграл как минимум одно дело против деляги, который собирался воспроизвести содержимое его неопубликованных произведений «слишком близко к оригиналу».

Но, рассуждая так, мы остаёмся в привычном финансово-правовом русле: помните, с чего начинался разговор? А что если нравственный императив в данном случае важнее? Имел ли Джером Сэлинджер моральное право ограничить доступ к своим текстам даже после своей смерти? Да, без сомнения, ведь он их и сотворил. А вот имели ли мы моральное право его завещание нарушить?