Цифровой журнал «Компьютерра» № 210

Грошковер ничего не понимает, Велвл говорит ему о подозрениях Доры, реб смеётся: да, он в самом деле переболел тифом три года назад в доме Песел, однако благополучно оправился и вот, как видите, жив и здоров. И в этот момент Дора вонзает в грудь старика нож для колки льда. Грошковер впадает в шоковое состояние и начинает истерически смеяться. Хозяйка окончательно убеждена: перед ними бес диббук, которого даже смерть не берет (потому как нельзя умереть дважды). 

Через пару секунд по рубашке реба Трайтла начинается расплываться пятно крови, и, шатаясь, он уходит из дома со словами «Сделаешь человеку доброе дело, и вот она, благодарность!» Велвл в ужасе: завтра найдут труп старика и обвинят их в убийстве. Дора спокойна: «Благословен Б-г за изгнание злого духа из нашего дома!» 

Притча производит совершенно ошеломляющее впечатление. После неё идут титры и начинается основной сюжет фильма, который, как я уже сказал, не имеет формально ни малейшего отношения к Прологу и развивается в провинциальной Америке в конце 60-х годов ХХ века. К тому же сюжет этот — ещё и зловещая комедия об учителе математики, обложенном красными флажками бытовых обстоятельств по всему периметру (жена уходит к богатому приятелю, требует развода и очищает совместный банковский счёт; дочь ворует деньги из кошелька, пытаясь накопить на пластическую операцию по исправлению характерного шнобеля; сын ворует деньги у сестры, шмалит дурь и тайком покупает пластинки от имени отца… И море других не менее муторных ужасов). 

Критики, пытаясь соединить Пролог с основным сюжетом, делают вывод о непредсказуемости человеческого бытия, его нелогичности, издевательствах братьев Коэн над тщетными попытками жалких человечков разгадать замысел Божий, а также о непростительном и оскорбительном сарказме режиссёров в адрес еврейской веры и института раввината. Не буду убеждать читателей (будущих зрителей) в том, что ничего подобного в «Серьёзном человеке» нет даже рядом: в конце концов, у каждого человека собственное восприятие мира, обусловленное его уровнем культуры, образования и жизненного опыта. Однако настоятельно рекомендую не зацикливаться на этих штампах, которые специально выложены режиссёрами на поверхность, подобно ловушкам. 

Постарайтесь также оценить фильм не как феномен внутриеврейской разборки (которая, безусловно, в «Серьёзном человеке» присутствует), а как некий универсальный рассказ о трагедии рационального, религиозного, мистического и этического осмысления человеком своей жизни, которая в определённый момент начинает казаться карнавалом несправедливости, бессмысленности и абсурда. 

Под конец хочу вернуться к Прологу. Безусловно, его можно трактовать как едва ли не самое едкое, какое я видел в жизни, издевательство над уникальной способностью еврейского ума абстрагировать реальность до такой степени, что реальность перестаёт главенствовать в ощущениях и отступает на второй план под давлением догм. Подруга Доры Песел сказала ей, что реб Грошковер умер, и этого обстоятельства (Слова!) достаточно, чтобы перестать верить собственным глазам, полагаться на разум и быть готовым даже убить человека во имя торжества Идеи (Догмы, Слова). Мне лично эта коротенькая притча братьев Коэн раскрыла гораздо больше смыслов в понимании истоков большевизма и катастрофы Октябрьского переворота, чем многотомное «Красное колесо» Солженицына. 

Тем не менее Пролог «Серьёзного человека» гораздо глубже этого поверхностного своего прочтения. В нём — ключ вообще ко всем трагедиям ХХ века! Агрессивная идиотка Дора, не знающая сомнений в своих убеждениях и готовая идти до конца, — это символ всех революций, всех идеологических изнасилований, всех геноцидов и всех иллюзий современной цивилизации. 

Но даже такая тотальная глобализация трактовки Пролога — лишь вершина айсберга смыслов и откровений, заложенных в «Серьёзном человеке». Для меня, во всяком случае, фильм братьев Коэн стал интеллектуальным пиром, сопоставимым с пиром эстетическим, который испытал во время просмотра «Великой красоты» Паоло Соррентино.

К оглавлению

Планшет советского офицера Василий Щепетнёв

Опубликовано 02 февраля 2014

Желание докопаться до сути присуще если не всему роду человеческому, то большинству из нас. В детстве. Дай ребёнку сложную игрушку — и он непременно захочет узнать, как она устроена. Разобраться. Так, в разобранном состоянии, сложная игрушка и останется. Потому поначалу дарить ребёнку следует что-нибудь простое — плюшевых мишек и слоников. Лишь потом, когда исследовательский пыл поугаснет, можно переходить к вещам высокотехнологичным.