Цифровой журнал «Компьютерра» № 94

Ну, чем кончился «виттевский» рост, известно. Займы, Антанта, война за ненужные России Эльзас и Лотарингию, революции, подвал дома инженера Ипатьева. НЭПовский рост куда менее интересен. Он был восстановительным. Попыткой заново создать то, что ранее было в империи. Но кончился он неважно. И для нэпманов (об их судьбе см. «Золотой телёнок», участь предшественников конторы «Рога и копыта»), и для кулаков, и для организаторов твёрдой денежной политики времён НЭПа, Сокольникова и Юровского, также не миновавших расстрельного подвала.

Причём в обороте золотого советского червонца не было – хождение имела скромненькая бумажка, беленькая, с рисунком и надписями только с одной стороны. И на золото внутри страны её разменять было нельзя, но тем не менее в декабре 1925 года за нее давали 5,3 тогдашних полноценных американских доллара. (Вот откуда у Михаила Афанасьевича: «Граждане, сдавайте валюту!») Дело в том, что бумажка эта служила передатчиком информации.

Но твёрдый червонец слал сигналы и советским властям. Средств на ускоренную индустриализацию в бюджете – нет, и не будет. Средств на содержание кадровой армии – нет, и не будет. (А соседями были – цепочка фашистских, начиная с Цанкова, режимов Европы, японские милитаристы, вторгавшиеся уже на территорию России…) И даже на содержание многочисленного советского и партийного аппарата средств и то нет, что уж совсем недопустимо…

Так что руководство Наркомфина сменили и срочно учинили инфляцию. Стремясь найти денег на государственные нужды. Но в какой-то момент инфляционного налога, съедающего сбережения и зарплату, стало мало, и пошло полное огосударствление… Но это уже – отказ от твёрдых денег. А в истории были примеры, когда цены росли несмотря на твердость монеты.

Скажем, открытие Америки. «Та, чей дух – крылатый метеор,/Та, чей мир в святом непостоянстве,/Чьё названье – Муза Дальних Странствий», привела корабли европейцев в изобильные серебром края. Серебро, производство которого возросло в шестнадцатом веке в пять дюжин раз, растекалось из Испании по Старому Свету, и цены выросли в два, а то и в четыре раза… Калифорнийская «золотая лихорадка» увеличила производство золота в полдюжины раз, что вздуло цены по миру на четверть, а то и вполовину. Так что, оказывается, и металлические деньги от роста цен в общем случае не спасают!

Ну а инфляция классическая, Первой мировой войны и последовавших революций? Вот Германская империя с её классическим милитаризмом. Вот 1913 год. Как же распределялись её расходы? 90 процентов – военные расходы. 7 процентов – аппарат управления. 3 процента – социальные расходы. (Witt C. «Die Finanzpolitik des Deutschen Reiches von 1903 bis 1913». Luebeck, 1970. S. 380) Потом повоевали всласть, с августа 1914-го по ноябрь 1918-го. Потом разбирались с бунтовщиками, отстреливали всяких там спартаковцев, либкнехтов и люксембург. Потом – разоружались, платя репарации.

Государство брало и брало у своих подданных в долг. Сначала обещая расплатиться сторицей из грядущей военной добычи (ну, кое-что из отданных большевиками по Брестскому миру земель вывести удалось…), потом – намекая уставшей от всеевропейской бойни публике (см. «На Западном фронте без перемен» Ремарка) на «мирные дивиденды» (примерно такие же Россия получила в результате прекращения холодной войны…). Короче говоря, к началу двадцатых Германия была охвачена гиперинфляцией (подробности: «Чёрный обелиск» того же Ремарка).

А в чём была информационная суть этой гиперинфляции? Да она была очень проста. Если военные долги слали обществу сигнал, что Рейх должен по своим военным обязательствам кругленькую сумму в 154 миллиарда марок, то печать денег с изобилием нулей этот сигнал исказила. Да так ловко, что весь этот военный долг по состоянию на 15 ноября 1923 года (когда гиперэмиссию сочли возможным остановить, проведя денежную реформу) оказался равен 15,4 пфеннига чекана 1914 года (правда, монеток в десятые доли пфеннига не штамповали даже экономные немцы…). Неплохо, да? Для государства…

Упомянутая выше Большая Советская Энциклопедия первого издания в 29-м томе честно рассказала, что «прогрессивное обесценение бумажных денег являлось способом дополнительной экспроприации городской и сельской буржуазии». Купцам и кулакам слали сигнал, искажая ранее имевшуюся у них информацию о правах собственности, что барахлишко-то уже не ихнее…

Но дальше статья БСЭ, писанная А. Смирновым, приобретает характер пророчества. Падение курсов важнейших мировых валют (фунта с 99,82 процента золотого паритета в августе 1931 года до 60,23 процента в июле 1935-го, доллара со 100 процентов в декабре 1932-го до 59,17 процента в июле 1935-го) при слабом росте эмиссии было расценено как неспособность тогдашнего международного хозяйственного механизма эффективно управлять производством (индустриально-конвейерным), что неумолимо влекло мир ко Второй мировой войне.