Ну то есть я, конечно, до последнего надеялась, что он хотя бы спросит, какой корпус. Но нет, зачем. Всё сама. Всегда всё могу сама.
Ух, хоть бы чуть-чуть ветерок подул!
А ведь тут пятнадцать корпусов! И парк посередине! Вот даже если бы он мне соизволил такси заказать, то куда бы оно приехало? Прямо в шестой корпус у входа с гордой весёленькой табличкой «Морг»?
Господи, уже никаких нервов не хватает. Ни злиться, ни обижаться.
Ну ладно уж. Буду сильной и независимой. Впрочем, как и все замужние женщины, которых я знаю. Или как в принципе все женщины.
Иногда я думаю, сколько мне нужно для жизни сил? Хватит ли мне того запаса, что у меня есть? Вирус по ощущениям съел половину меня, но ничего: увижу сыночка – быстро восстановлюсь.
Порой говорят: «побитая судьбой». Немилость судьбы многорука, многолика. Ходит, шикая зазубринами зубов, злыдня-богиня – всегда где-то рядом и всегда невидима. Никогда не знаешь, с какой стороны и когда ударит. Никогда не знаешь, рухнешь ли замертво от удара или всего лишь чуть-чуть пошатаешься.
И живёшь
с пониманием,
что жизнь
коротка.
И идёшь
в ожидании
нового
пинка.
Но ладно, хватит ныть, а то сейчас как вольёт, и всё. И пневмония, только выбравшись из лёгких, скажет вновь: «Калиспера, агапи му».
Так всё-таки странно смотреть на город и идти по нему. Вот ты выходишь из больницы, где медсёстры выбиваются из сил, регистрируя бесконечных новых пациентов, а город будто и забыл об этом.
Солнце, молодёжь на скамеечке пьёт пиво и вишнёвый сок Rich, шутят про какого-то Гнома Гномыча. Какой-то новый мем?
Так всё-таки странно. Главный вопрос в городе – поправки в конституцию, а в минуте ходьбы, за больничной стеной, люди толпами ловят последние вздохи.
Ладно, забудь. Забудь! Сыночка сейчас увидишь наконец. Тучи жуткие, конечно, хоть бы успеть. Вот, уже почти дошла.
Когда успели домофон поменять? Стильный, серебристый! Это, значит, уже и рабочие вышли? Как-то слишком уж быстро…
Вот и ступеньки до квартиры. Лестничные пролёты: один, два, три, четыре.
Музыка? Теперь у нас играет музыка? Из нашей квартиры? Множатся причуды алкоголизма. Боже, пожалуйста, дай мне сил и терпения. Хоть бы потише включил, зачем же так громко. Соседи потом начнут…
Ладно. Успокойся. Сын. Ключи.
Вставляю в замочную скважину, музыка резко затихает. Что происходит вообще?
Открываю дверь.
– ххххххххЭЙ! ДАЙ МНЕ УДАРНЫХ!
Бит Монатика… Наша с ним песня?
На всю прихожую развешены яркие бумажные буквы: «УРА! МАМА ДОМА!»
Жасмин… Сыночек и муж… Танцуют с жасмином! Мой любимый! Повсюду жасмин!
Сыночек прыгает: «Мама! Мама дома!! Мама мама моя мама пришла!»
А он танцует, как египтянин, дурашка, ну что за дурашка. Сын убегает танцевать, а он подходит, смотрит в глаза, как раньше, и выдыхает: «Ты бы знала, как я по тебе скучал». Господи… Неужели я дома?
Танцуем!
– Они просили, скажите на милость, сестрицы и братцы. Что вначале появилось: музыка или танцы?
Мальчишки замедляются и опускаются, опускаются….
– А – ответ простой. Ещё никто не видел такой красоты. Давай танцуй, не стой, ведь… Вначале появилась ТЫ!13
Подпрыгивают, показывают на меня и бегут обниматься.
И я так счастлива!
И мы танцуем, и прыгаем, и я так счастлива, так счастлива, и так люблю их, и так счастлива, я так рада, что вернулась, я так рада, что они у меня есть.
Он смотрит на меня так, будто мы только познакомились. Как же я по нему скучала. По нему по такому.
Сыночек бегает, схватил где-то сырник, жуёт и танцует, и прыгает, и скачет, и дурачится.
Песня заканчивается, мы бухаемся на пол.
Я так люблю их.
Ухх, отдышаться бы. Мои мальчишки хохочут, я улыбаюсь и глубоко дышу.
Хорошо, тишина, и мои любимки рядом.
О, за окном громыхнуло. Сейчас дождь пойдёт.
– Тяф!
?
Это на улице?
– Тяф, грррр, тяф!
Показалось? Или соседи завели собаку?
– Тяф! Тяф! Миимм мииммм тяф!
– Вам не кажется, что где-то собака лает?
Так, а что это они так улыбаются??
– Мамочка, мамулечка, знаешь…
– Тааак….?
– Дело в том, что пока тебя не было, у Роки оторвалась лапка…
– Бедненький! Надо зашить?
– Да, надо, но папа…
– Тяф!!!!
– Но папа не умеет шить…
– И чтооооо…?
– И поэтому теперь с нами живёт настоящий Роки! Самый самый живой настоящий, мамочка!
– ЧТООО!О!О!ОО!О!!!!!!
– Мамочка, пойдём скорее!!! У него всё живое: и хвостик, и шёрстка, и лапки! Даже какашки самые настоящие и вонючие!!! Мама, и он пердит даже!!! Щенок, а вонюче!!!
– Вот ещё новости! Как вы вообще такое решили без меня! Это ж вы на меня теперь все какашки свалите!
– Зайчоночек, он супер лапочка, ты влюбишься, пойдём смотреть скорей.
Он меня не называл «Зайчоночек» лет так сто. Кажется, со второго месяца беременности. Вот знает ведь!! Вот ведь знает!
– Ну пойдёмте смотреть скорей, что вы прячете его в душной комнате!!
Заходим, а там…
Лопоухая дворняжка. Крохотный щенёночек. Пушистый до невозможности. Лапки в раскоряку, задирается.
– Тяф!!!
Ну вот как такого? Ну ведь сейчас полюбишь его, а потом больно будет, ведь точно больно будет, ну как…
– Гррррр тяф!