Цифры нации

– Папа! – воскликнула Катенька. – Я родилась там! Никто меня не затаскивал!

– И то верно. Прости…

Кошкин потянулся к бутылке виски, однако Федор Ильич остановил его, прикрыв свою стопку ладонью.

– На этом спасибо, Владимир, – сказал он, – нам еще добираться с утра.

Пельмени съедены, водка выпита. Осталось одно – спать. Поднявшись из-за стола, Кошкин повел гостей коридором к месту ночевки. Дверь его спальни была открыта. Машка сидела в кресле, склонив голову на бок, и молчала.

– Ступай на кухню, приберись, – велел Кошкин, однако та даже не шевельнулась.

– Ну, погоди у меня! Я с тобой еще разберусь. – Кошкин закрыл дверь. И к Кате: – Надо менять настройку, а у меня руки всё не доходят.

Втроем они вошли в спальню Софьи Степановны и столпились возле просторной кровати. Но Катенька воспротивилась.

– Я на полу лягу, – сказала она, мрачнея лицом.

– Минуту… У меня матрас надувной имеется. Туристический, – вспомнил Кошкин.

– Вот и хорошо, несите его сюда, Володя, – обрадовалась Катя.

Так и сделали. Принесенную Кошкиным полость быстренько развернули, надули компрессором – и появился матрас. Катя тотчас легла на него при всех и помахала рукой. Оставалось накрыть ее одеялом и выключить свет.

Кошкин вышел из спальни. Вот и хорошо. Как ни крути, но спать в одной кровати с дочерью – это как-то не по-людски…

Утром Кошкин проснулся от громкого стука в дверь. Это снова могла быть милиция, для которой раннее утро – самое время для вышибания косяков. Уж больно ретивый у них оказался начальник. По всему выходило, что эта банда взломала дверь в подъезде. Иначе и быть не могло. Но сигнализация на подъездной двери почему-то молчала.

Грохот между тем прекратился. В спальне было прохладно и пасмурно, в подоконник отчетливо бились капли дождя. Машка сидела в кресле в той же позе. Грохот двери нисколько ее не смущал. Кошкин посмотрел на часы, висевшие на стене: стрелки показывали ровно пять. Он поднялся, сунул ноги в тапочки и вышел в одних трусах в прихожую.

В мониторе, установленном на двери, виднелась пустая площадка и длинная лестница, ведущая книзу. На лестнице и площадке не было никого.

«Вот и ладненько, – подумал Кошкин, удивляясь пустоте за дверью. – Значит, мне это приснилось…»

Он постоял с минуту возле двери. Затем развернулся, собираясь сначала зайти в туалет, а потом уж продолжить сон. И этот момент его прошило с головы до ног, жаром ударило в копчик и заломило в корнях волос: неприступная квартирная дверь форменным образом грохотала.

Кошкин обернулся, страшась увидеть за дверью кого угодно, однако вновь обнаружил зловещую пустоту.

Боженька, неужели подкралось то самое, от чего нет спасения? В голове грохотало, в то время как гости, а также и Машенька, возможно, ничего не слышали. Значит, это лишь в голове… Именно так… Только бы гости не заметили возле двери. Надо лечь и успокоиться.

Дверь тем временем грохотала. Этот грохот был до того настоящий, что с потолка сыпалась, оседая, тонкая пыль. Пыль сыпалась, но никого на площадке не было.

Кошкин оглянулся и увидел Катеньку с Федором Ильичем. Они выглядывали из-за двери.

– Все хорошо, – бормотал Кошкин, – ложитесь, пожалуйста…

– Но там же стучат! Такой грохот, Володя…

Она впервые назвала его так, подошла и прижалась к спине дрожащими руками.

Стук прекратился, настала тишина, прерываемая непонятным сопением из-за двери. Потом в замке заскрежетало: кто-то вставил снаружи ключ и пытался открыть дверь, однако замочная защелка не давала этого сделать.

– Ну, ты у меня за всё ответишь! – донеслось из-за двери. Это был голос Софьи Степановны.

Кошкин обрадовался:

– Это ты, мама?!

– Кто еще-то!

– Я не вижу тебя! Сейчас я открою!

Он дернул защелкой, и в прихожую, мокрая от дождя, влетела Софья Степановна.

– Мама, но только не так, как ты в прошлый раз!

Софья Степановна, блестя глазами и отдуваясь, послушно кивнула, отстранила сына с пути и пошла коридором. Ее путь лежал в спальню сына.

– Ну, погоди у меня, – говорила она, понизив голос. – Сейчас мы узнаем, кто из нас сука…

Машка сидела на старом месте и даже бровью не повела.

– Ты у меня получишь сейчас, – шипела Софья Степановна. – Ты у меня за всё ответишь… – и принялась возить Машку за волосы из стороны в сторону. Выдрав из головы клок волос, она вцепилась в лицо и стала его царапать, ломая ногти.

Машка ухватилась в запястья и визжала дурным голосом.

– Блядь! Прошмандовка несчастная!

– Сама такая! – огрызалась Машка.

– Вот тебе, сучка безродная! Вот тебе, подлая!

Кошкин прыгал рядом.

– Мама, как вам не стыдно!

– Сама блядь! – отбивалась Машка.

– Мой муж плавал на судне! – захлебывалась Софья Степановна. – Он моряк!

– Ой, как романтично…

– Ты никто, железка! С вещами на выход!

Софья Степановна дернула Машку из кресла и уронила на пол, норовя поддеть ногой, но ей не дали. Сын поймал ее за локти и держал теперь, прижав боком к стене.

Машка вскочила и бросилась к выходу.

– Вы ответите по закону! – кричала она на ходу. – По закону о защите прав интеллекта! – и хлопнула дверью. Причем так, что с потолка упал кусок старинной лепнины.