Цифры нации

– Молодость моя… – раздался тот же голос. – Серо-буро-малиновый с продрисью… Теперь там дядя Вася.

– Ты его знаешь? – встрепенулся Федор Ильич. – Что за лох?

– Он не лох, – покровительственно сказала машина.

– И все же?

– С детских лет он вел тухлые разговоры об искусственном разуме. – «Это лучшее из того, что может придумать человек», – говорил он. Но Васёк не имеет никакого отношения к его созданию. Он сам себя создал – этот разум. Бушлатик на ём потертый такой, серо-буро-малиновый с продрисью…

– У тебя глюки, вехотка ты старая! – воскликнул Федор Ильич. – Ты поразъехалась!

– Ты о чем, Шендерович? Я не понимаю тебя… Вехотка какая-то… В смысле – мочалка?

– Ничего непонятного! Будем кувалдой дверь открывать!

– Пошутить нельзя бедной старушке… Входите…

Штурвал на входе в «бочку» сам собой крутанулся, и дверь слегка отворилась.

– Ты грубый, Пульсар… – бурчала Машина. – Там чудеса, там леший бродит, русалка на ветвях сидит… Избушка там на курьих ножках, стоит без окон без дверей… Я вас люблю, но чувство мое безответно…

– Ты ошибаешься, – сказала Катя, – мы тебя тоже любим. Мы тебе говорили об этом.

– А я сомневаюсь!

– Мы с тобой, дорогая ты наша.

Отворив дверь, они вошли в освещенное помещение. Внутри находилась все та же колонна, образуя замкнутый, в виде кольца, коридор. На стенах висели приборы. Пол в помещении был выложен светлым кафелем.

Кошкин вошел последним. И замер в тоскливой истоме: за спиной ожил какой-то двигатель – очень слабо, почти бесшумно. Кошкин сразу же оглянулся, но сделать уже ничего не смог: дверь затворилась, щелкнула замками. Штурвал, вращаясь, окончательно запечатал его в стальном помещении.

У Кошкина шевельнулись волосы. В этой кадушке (по факту – в консервной банке) мог закончиться воздух…

– Вот вы и попались! – заключила Машина. – А я смотрю – втроем явились! Ходят, бродят, комиссии создают… А то невдомек, что эти комиссии – как мертвому припарки: парить можно, но результат нулевой.

– Ты что удумала?! – закричал Шендерович. Но Машина его не слушала.

– Никчемные люди! – ворчала она. – У вас одно на уме! Или два! Пожрать и потрахаться… С роботом!

Взгляд у Кошкина бегал по стенам, запинаясь в непонятных приборах, – среди стрелок и цифр.

«Уважаемая Машина! – хотелось кричать. – Я не такой! Вы меня с кем-то спутали!» – но язык словно присох в горле, и нечем было дышать. Кошкин бросился к двери, ухватился за дверной штурвал, затем за рычаги по углам, но все эти попытки не стоили затраченных сил: дверь была монолитна, как скала, или как башня танка, стоявшего во дворе городского музея. Федор Ильич с Катенькой тоже пытались открыть злосчастную дверь, но всё оказалось напрасно.

– Успокоиться, не потеть, – шептал Шендерович. – Еще не всё потеряно…

Он развернулся и шагнул вдоль стены, следуя указателю в виде красной стрелы. Казалось, ему был известен способ освобождения из железных бочек. Катенька с Кошкиным двинулись следом. Зайдя за колонну, Кошкин был вновь поражен, причем не менее, чем если бы впереди образовалась вторая дверь, или решетка, либо что-то еще в этом роде: боком к ним, за массивным столом, сидела в кресле моложавая дама-блондинка, со взбитыми волосами на голове. Тетенька была в белой рубашке с галстуком и с полковничьими погонами. Дама, не моргая, смотрела в монитор – в нем обозначился пустой тоннель, далекая дорога, заваленная строительным мусором, и мощная ЛЭП с обрезанными возле изоляторов проводами.

– С прибытием, – продолжила дама сухим голосом. Скрипя шеей, она повернула к ним голову. – Я давно вас ждала. Присаживайтесь…

– Мы так не договаривались! Как это понимать?! – возмутился Федор Ильич. – Мы же люди, мы же не роботы…

– Присаживайтесь, майор Шендерович. Нам есть о чем поговорить. Однако, в целях экономии, мы сделаем это…

Она придвинула к себе клавиатуру, щелкнула кнопкой, и в бункере наступила кромешная тьма – не светились даже приборы.

Дама за столом теперь молчала. Катенька прижалась к Кошкину, обняла его и шмыгала носом.

– Вот это номер, – произнес в темноте Федор Ильич. – У нас даже фонарика нет.

Кошкин достал из кармана телефон, нажал кнопку: перед ними, блестя мертвыми глазами, в той же позе сидела дама, виднелись приборы, а на столе сиротливо лежала клавиатура.

– Назад, к выходу, – велел Шендерович и, выставив впереди себя руки, в полутьме стал возвращаться к двери. – Энергия отключена – следовательно, запоры должны отойти…

Обогнав его, Кошкин уцепился вначале за штурвал, потом за рычаги по углам двери, стараясь сдвинуть с места, однако вновь ощутил тяжелую неподвижность металла.

«Попался, дурак! – подумал он отрешенно. – Отсюда нет выхода…» – И прохрипел осипшим вдруг голосом: – Надо вместе попробовать…

Сбившись в кучу возле двери, они ухватились за штурвал, пытаясь сдвинуть его хоть чуть-чуть – из последних сил, до тошноты, до яркой россыпи в глазах, и вскоре поняли, что с дверью им не справиться. Никогда.

Глава 9 Существо долгоногое