Читаем Цикада и сверчок (сборник) полностью

– Значит, они уже цветут? – спросил Синго.

– На них распускается масса цветов, но я оставляю не больше двух-трех на деревце. На той камелии, что у входа в лавку, их было штук двадцать-тридцать.

Хозяин стал рассказывать об уходе за карликовыми деревьями. Потом перешел к историям о любителях, которые их выращивают. Слушая его, Синго вспомнил, что на торговой улице во многих витринах выставлены карликовые деревца.

– Большое спасибо. Было очень интересно. – Синго направился к выходу.

– У меня, к сожалению, нет экземпляра, подходящего для вас, я это понимаю, но все же и горные камелии, которые вы видели во дворе, не так уж плохи… Возьмите одно деревце – это очень хорошее средство от лени – появляются обязанности, надо сохранять его форму, не допускать, чтобы оно засохло, – уговаривал хозяин табачной лавки.

Синго на ходу закурил только что купленную сигарету.

– На коробке изображен Большой Будда. Наверно, сигареты выпустили специально для Камакура. – Он показал пачку Фусако.

– И мне покажи, – потянулась к нему Сатоко.

– Помнишь, прошлой осенью, уйдя из дому, ты поехала в Синсю.

– Я не уходила из дому, – возразила Фусако.

– Так вот, ты не видела в нашем деревенском доме карликового деревца?

– Не видела.

– Ну конечно. Ведь все это было лет сорок назад. Дедушка, отец твоей матери, был большим любителем карликовых деревьев. А мать совсем не имела к этому склонности, душевной тонкости, что ли, ей не хватало, и поэтому отец доверил уход за ними старшей дочери. Она была удивительная красавица, даже не верилось, что они сестры. У меня и сейчас еще стоит перед глазами, как зимним утром, когда подставка под деревцем засыпана снегом, она с непокрытой головой, в легком девичьем кимоно, сметает снег. Это было так прекрасно. В Синсю холодно, и изо рта у нее шел пар.

Ему тогда казалось, что и пар из ее рта благоухает девичьей чистотой.

Синго увлекся воспоминаниями, которые не имели никакого отношения к Фусако, принадлежавшей совсем к другому поколению.

– А эти горные камелии – что-то не похоже, чтобы их кропотливо выращивали лет тридцать-сорок.

Карликовые деревья должны быть очень старыми. Много проходит лет, прежде чем ствол деревца в горшке становится похож на переплетающиеся мощные мышцы.

Интересно, в чьи руки попал после смерти сестры Ясуко карликовый клен, алевший у алтаря? Может, просто засох?

<p>3</p>

Когда они втроем подошли к храму, процессия детей уже двигалась по выложенной камнем дорожке перед Большим Буддой. Было заметно, что они пришли издалека, у некоторых были усталые, осунувшиеся лица.

За живой стеной людей ничего не было видно, и Фусако взяла Сатоко на руки. Сатоко как завороженная смотрела на яркие, как цветы, кимоно, в которые были одеты дети.

Синго слышал, что в здешнем храме есть надгробие Акико Ёсано[27], на котором выбито ее пятистишие. Они пошли в глубь парка и увидели на одном из надгробных камней увеличенный во много раз автограф Акико.

– Действительно, это ее стихотворение «Сакья-Муни…», – сказал Синго.

Но оказалось, что Фусако не знает этого знаменитого пятистишия, которое в свое время было у всех на устах; Синго поразился. В стихотворении Акико были слова: «Славен Камакура своим Буддой, как прекрасен Сакья-Муни…»

– Большой Будда не Сакья-Муни. На самом деле это Будда Амида. В своем стихотворении Акико допустила обычную ошибку – Большого Будду и Сакья-Муни всегда путают.

Рядом с надгробием был разбит шатер. И там можно было получить чашку жидкого чая. У Фусако был талончик на участие в чайной церемонии, который дала ей Кикуко.

Увидев цвет чая, Синго решил, что его, пожалуй, можно дать и Сатоко, но та уже сама проворно схватила чашку. Это была совсем дешевая чашка, какой не увидишь на настоящей чайной церемонии, но Синго все же придержал ее:

– Горько, наверно.

– Горько?

Не успев пригубить, Сатоко сморщилась.

Группа девочек-танцовщиц скрылась в шатре. Примерно половина из них расселась на складных стульчиках у входа, другие толпились рядом. Лица детей были густо набелены, и все они были одеты в яркие кимоно с длинными рукавами.

За ними буйно цвели молодые вишни. Но они казались бесцветными рядом с яркими, сочными красками кимоно девочек. Лучи солнца играли в зелени высоких деревьев в противоположной стороне сада.

– Воды, мама, воды, – сказала Сатоко, глядя на девочек-танцовщиц.

– Воды нет. Дома попьешь, – уговаривала ее Фусако.

Синго вдруг тоже захотелось пить.

В один из мартовских дней Синго видел из окна электрички, когда ехал в Токио, как девочка примерно одних лет с Сатоко пила воду из фонтанчика на станции Синагама. Она до отказа отвернула кран, струя воды взметнулась вверх, и девочка в восторге засмеялась. У нее было прекрасное смеющееся лицо. Мать немного привернула кран. Девочка с таким удовольствием пила воду, что Синго сразу ощутил – весна действительно пришла. Этот случай вспомнился ему сейчас.

Синго подумал, что это неспроста – и Сатоко и он захотели пить, как раз когда смотрели на девочек-танцовщиц.

– Кимоно хочу. Купи кимоно, купи, – захныкала Сатоко.

Фусако поднялась.

Перейти на страницу:

Похожие книги

12 великих комедий
12 великих комедий

В книге «12 великих комедий» представлены самые знаменитые и смешные произведения величайших классиков мировой драматургии. Эти пьесы до сих пор не сходят со сцен ведущих мировых театров, им посвящено множество подражаний и пародий, а строчки из них стали крылатыми. Комедии, включенные в состав книги, не ограничены какой-то одной темой. Они позволяют посмеяться над авантюрными похождениями и любовным безрассудством, чрезмерной скупостью и расточительством, нелепым умничаньем и закостенелым невежеством, над разнообразными беспутными и несуразными эпизодами человеческой жизни и, конечно, над самим собой…

Александр Васильевич Сухово-Кобылин , Александр Николаевич Островский , Жан-Батист Мольер , Коллектив авторов , Педро Кальдерон , Пьер-Огюстен Карон де Бомарше

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Античная литература / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги
Самозванец
Самозванец

В ранней юности Иосиф II был «самым невежливым, невоспитанным и необразованным принцем во всем цивилизованном мире». Сын набожной и доброй по натуре Марии-Терезии рос мальчиком болезненным, хмурым и раздражительным. И хотя мать и сын горячо любили друг друга, их разделяли частые ссоры и совершенно разные взгляды на жизнь.Первое, что сделал Иосиф после смерти Марии-Терезии, – отказался признать давние конституционные гарантии Венгрии. Он даже не стал короноваться в качестве венгерского короля, а попросту отобрал у мадьяр их реликвию – корону святого Стефана. А ведь Иосиф понимал, что он очень многим обязан венграм, которые защитили его мать от преследований со стороны Пруссии.Немецкий писатель Теодор Мундт попытался показать истинное лицо прусского императора, которому льстивые историки приписывали слишком много того, что просвещенному реформатору Иосифу II отнюдь не было свойственно.

Теодор Мундт

Зарубежная классическая проза