Читаем Цикада и сверчок (сборник) полностью

В это время в вышине послышались какие-то звуки. Синго показалось, что это голос неба.

Посмотрев вверх, он увидел, что над самыми деревьями летят голуби.

Кикуко, видимо, тоже услышала шелест крыльев и подошла к краю веранды.

– Неужели я действительно свободна? – со слезами в голосе спросила она, провожая глазами голубей.

Тэру, спокойно лежавшая на камне у порога, услыхав хлопанье крыльев, помчалась в сад.

<p>5</p>

В то воскресенье к ужину собралась вся семья – все семь человек.

И вернувшаяся домой Фусако, и двое ее детей теперь тоже стали членами семьи.

– В рыбной лавке было только три форели. Третью я дам Сатоко. – С этими словами Кикуко поставила форель перед Синго, перед Сюити и перед Сатоко.

– Дети форель не едят, – протянула руку Фусако. – Отдай бабушке.

– Нет. – Сатоко ухватилась за тарелку.

Ясуко сказала спокойно:

– Форель очень большая. И в этом году последняя. Я возьму кусочек у деда. Кикуко – у Сюити…

Ее слова разбили семью на три части и как бы сразу превратили ее в три семьи.

Сатоко стала поспешно отщипывать палочками куски рыбы.

– Вкусно? Ешь аккуратнее, – поморщилась Ясуко и, подцепив палочками икринки форели, положила их в рот младшей, Кунико. Сатоко не возражала. – Икорка… – пробормотала Ясуко и ухватила своими палочками немного икры от форели Синго.

– Давно, еще в деревне, сестра Ясуко попросила меня сочинить трехстишие, – помучился я тогда над ним, – и задала тему: то ли форель осенью, то ли форель, которая плывет вниз по реке метать икру, то ли форель на нересте, – начал Синго и, взглянув на Ясуко, продолжал: – В общем, нужно было, чтобы в трехстишии была форель, которая, отметав икру, с трудом спускается по реке к морю – истощенная, без сил.

– Как я, – быстро сказала Фусако. – Хотя я никогда не была так привлекательна, как форель.

Синго сделал вид, что не слышит.

– На эту тему есть старинные трехстишия: «Время пришло, на волю волн отдалась осенняя форель» – или еще: «Мчится в стремнине к собственной смерти форель».

– Да, уж если о ком эти трехстишия, так обо мне.

– Нет, обо мне, – сказала Ясуко.

– Неужели, отметав икру и спустившись к морю, она погибает?

– Думаю, погибает. Иногда встречается форель, которая круглый год прячется в речных заводях, – ее называют ленивой.

– Я, пожалуй, принадлежу к ленивой форели.

– А я не хочу быть и ленивой форелью, – сказала Фусако.

– Но после возвращения домой ты поправилась и цвет лица лучше стал, – сказала Ясуко, посмотрев на Фусако.

– Толстеть мне ни к чему.

– Вернуться в родительский дом – все равно что спрятаться в тихой заводи, – сказал Сюити.

– Долго прятаться не собираюсь. Противно. Лучше уж спуститься к морю. – Голос Фусако звучал пронзительно. – Сатоко, там уже одни кости. Оставь, – набросилась она на Сатоко.

Ясуко поморщилась.

– От отцовского рассказа чудесная форель потеряла всякий вкус.

Фусако, потупившись, снова заговорила:

– Отец, ты не поможешь мне обзавестись пусть хоть крохотной лавочкой? Косметической или писчебумажной… Можно и на окраине. Я даже готова торговать спиртными напитками – в распивочной или вразнос.

Сюити был потрясен.

– Неужели ты могла бы заняться таким унизительным делом?

– Могла бы. А что тут такого, посетители придут не на меня любоваться, а сакэ пить. Да и разговаривать им со мной не о чем – они уверены, что у них красавицы жены.

– Я не в этом смысле.

– Конечно, сестра сможет. Любая женщина способна заняться каким угодно, даже самым унизительным, делом, – неожиданно сказала Кикуко. – И если сестра займется им, я готова помогать ей.

– Ого. Это становится любопытным.

Сюити всем своим видом показывал, как он удивлен. За столом воцарилась тишина.

Кикуко покраснела до ушей.

– А не поехать ли нам в следующее воскресенье в деревню полюбоваться осенними кленами? – сказал Синго.

– Полюбоваться кленами? Я бы поехала.

Глаза Ясуко заблестели.

– Кикуко, поедем с нами. Мы ведь тебе еще не показывали наши родные места.

– Хорошо.

Фусако и Сюити надулись.

– А кто останется присматривать за домом?

– Я останусь, – ответил Сюити.

– Нет, я останусь, – воспротивилась Фусако. – Но раньше, чем вы уедете в Синсю, мне бы хотелось, отец, получить от тебя ответ.

– Ладно, решим что-нибудь, – сказал Синго и вспомнил Кинуко, которая, ожидая ребенка, открыла в Нумадзу небольшую швейную мастерскую.

После обеда Сюити первым поднялся из-за стола и вышел.

Синго тоже встал, потирая затекший затылок, и, войдя в гостиную, зажег свет.

– Кикуко, – позвал он, – твоя тыква провисла чуть ли не до пола. Слишком тяжелая, наверно.

Кикуко мыла посуду и, видимо, не слышала.

<p>Старая столица<a l:href="#n_34" type="note">[34]</a></p><p>Весенние цветы</p>

Тиэко заметила, что на старом клене распустились фиалки.

– Ах, и в этом году цветут! – На Тиэко пахнуло ласковым дыханием весны.

В маленьком саду клен кажется огромным, его ствол гораздо толще самой Тиэко. Но можно ли сравнивать замшелый, покрытый растрескавшейся грубой корой ствол с девичьим станом Тиэко…

Перейти на страницу:

Похожие книги

12 великих комедий
12 великих комедий

В книге «12 великих комедий» представлены самые знаменитые и смешные произведения величайших классиков мировой драматургии. Эти пьесы до сих пор не сходят со сцен ведущих мировых театров, им посвящено множество подражаний и пародий, а строчки из них стали крылатыми. Комедии, включенные в состав книги, не ограничены какой-то одной темой. Они позволяют посмеяться над авантюрными похождениями и любовным безрассудством, чрезмерной скупостью и расточительством, нелепым умничаньем и закостенелым невежеством, над разнообразными беспутными и несуразными эпизодами человеческой жизни и, конечно, над самим собой…

Александр Васильевич Сухово-Кобылин , Александр Николаевич Островский , Жан-Батист Мольер , Коллектив авторов , Педро Кальдерон , Пьер-Огюстен Карон де Бомарше

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Античная литература / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги
Самозванец
Самозванец

В ранней юности Иосиф II был «самым невежливым, невоспитанным и необразованным принцем во всем цивилизованном мире». Сын набожной и доброй по натуре Марии-Терезии рос мальчиком болезненным, хмурым и раздражительным. И хотя мать и сын горячо любили друг друга, их разделяли частые ссоры и совершенно разные взгляды на жизнь.Первое, что сделал Иосиф после смерти Марии-Терезии, – отказался признать давние конституционные гарантии Венгрии. Он даже не стал короноваться в качестве венгерского короля, а попросту отобрал у мадьяр их реликвию – корону святого Стефана. А ведь Иосиф понимал, что он очень многим обязан венграм, которые защитили его мать от преследований со стороны Пруссии.Немецкий писатель Теодор Мундт попытался показать истинное лицо прусского императора, которому льстивые историки приписывали слишком много того, что просвещенному реформатору Иосифу II отнюдь не было свойственно.

Теодор Мундт

Зарубежная классическая проза