Цикады

— А почему так получилось, что ты влилась, а Тростянецкая нет, — не знаешь?

35 дней до

В раздевалке Катя надевала костюм, облеплявший ее как вторая кожа.

Тренер повторял одно и то же:

— Сейчас Соколова, с ней ты быстро разберешься, не трать силы зря. Главное — это финал.

— А то я не знаю, — она огрызнулась, примеряя маску.

— Будь осторожней, не позволяй себя выводить, как обычно. Защищаться не забывай. Поняла, звезда моя? — бросил ей. Дернулась, схватила маску и побежала к дорожке. Сразу посмотрела на трибуны: Алекса так и не было.

Заняла место на дорожке и уставилась на Соколову сквозь решетку маски. Та помахала залу — женщина лет сорока в ответ послала ей воздушный поцелуй. Ну ничего, долго болеть не придется.

— Екатерина Дмитриева и Елена Соколова. Начали.

Катя закончила тур со счетом 15/6 — наголо. Соколова сняла шлем и показала Кате средний палец исподтишка — ничего, ничего, иди-ка поплачься мамочке, пусть тебя отдадут на историческое фехтование. А сборная не для слабаков, напомнил внутренний Тренер.

Она вынесла еще троих, прежде чем встретилась с Нечаевой. Та улыбнулась и чуть ли не присела в реверансе. Оглядела трибуны — Катя заметила знакомое лицо и стиснула зубы. Была б ее воля, всех родителей выставила бы наружу.

— Начали!

Нечаева двигалась с кошачьей ленцой — тонкая, ловкая, юркая. Рядом с ней Катя чувствовала себя гусеницей, которая гусеницей и останется. С этой не расслабишься, она фехтовать начала раньше, чем ходить, — с таким-то папой. Нечаева била легко и уверенно, Катя отбивала удар за ударом, но каждый шаг давался ей все с большим трудом — будто она следила за собой в замедленной съемке, которую показывают в итоге, демонстрируя, где был удачный ход, да только у самой удачных ходов не случилось, и она уже слышала голос невидимого комментатора, который говорил, как Дмитриева пропускает удар, как Нечаева вырывается вперед и занимает место в сборной, как Нечаева становится звездой сезона, — и от этого голоса движения становились все тяжелее, все бессильнее. До перерыва она проворонила несколько уколов и уже знала, что сейчас услышит.

Он так ей и сказал:

— Ты сама на себя не похожа. Где моя девочка?

— Дома, — прошипела она и, оттолкнув его, бросилась обратно.

Оставалась минута. Катя встала в стойку и кинулась вперед — сразу ткнула в грудь, но пропустила удар Нечаевой. Двойное касание — нужен еще один балл.

Прозвучал сигнал, недовольная Нечаева сняла шлем. Арбитр отошел к судьям, и спустя пару минут зажглось табло: 15/14 — в пользу Нечаевой.

— Почему? — выкрикнула Катя.

Нечаева улыбнулась и повернулась к трибунам, помахав.

— Почему? — повторила и кинулась к стойке. — Почему вы не засчитали мой удар?

— Он прошел по касательной. Ты промазала. Нечаева — нет.

Катя стиснула рукоять и вскинула руку с рапирой. Тут она почувствовала, как ее плечо сжала знакомая ладонь. Тренер уже шипел ей в ухо:

— Пойдем. Дисквал хочешь?

Выдрал у нее рапиру.

— Да вы все сговорились! — она швырнула шлем и бросила последний взгляд на трибуну.

Алекс так и не пришел.

Она сидела в раздевалке, кусая костяшки: лишь бы не заплакать, лишь бы не дать им понять, что они — все они — победили.

Скрипнула дверь — на пороге появился Тренер с ее маской в руках.

— Надо выйти на награждение. — Навис над ней так, что перед глазами оказался ремень джинсов с темной пряжкой.

— В жопу их. В жопу награждение. У меня украли место, — сказала она джинсам.

— Второе место. Не выйдешь — и его не будет. — На колени легла маска.

— В жопу второе место. Мое — первое.

Он сел рядом и взял ее за подбородок.

— А давай-ка я тебе напомню, из какой дыры я тебя вытащил, восьмиклассница. Мамина помада, сапоги старшей сестры. У тебя один шанс вырваться. Иначе окажешься на месте своей мамки. Беременной, босой, бухой.

Катя покачала головой.

— Не окажусь.

— У тебя еще все впереди, — повернул ее лицо к себе и сказал: — У нас еще все впереди.

Катя подумала об Алексе, о том, что нет у нее никаких «нас», сплошные «я». Тренер прижался губами к ее лбу, а затем опустил ладонь на ее грудь — вернее, туда, где она должна быть, а была только пластиковая подложка. Катя перехватила его руку и сжала — с силой, как она умела.

— Убрал быстро.

Сразу отпустил. Сросшиеся на переносице брови вскинулись и тут же опали. Он усмехнулся:

— Да ладно тебе.

— Мой парень вам ноги переломает, если еще раз сунетесь.

— Сосунок-то твой? Где он, кстати? — Тренер хмыкнул. — На награждение выходи, а то вылетишь.

Он скрылся за дверью, а Катя выматерилась и отшвырнула маску в угол.

Уже стоя на пьедестале, Нечаева подняла кубок и помахала фотографу. Тот кивнул Кате:

— Девушки, улыбнитесь.

— Да вставайте сюда, ко мне! — милостиво разрешила Нечаева.

Нехотя Катя поднялась. Улыбнулась на камеру и процедила:

— Сука.

Нечаева, так же улыбаясь, ответила:

— Курица слепая.

Катя убрала руку за спину, чтобы не столкнуть Нечаеву с пьедестала.

Она вышла на улицу и скинула сумку со снаряжением, оттягивающую руку. Набрала Алекса и, только услышав его голос, рявкнула:

— Ты где вообще?

Алекс мямлил что-то про бабку, которая полезла на антресоли и подвернула ногу.

— Приеду.